Профессия – лгунья

— Эта песня для тебя! — сказал он ей и запел о вечной любви.

Я торопила время, ждала, когда истечёт нескончаемый час. Подошёл Куя с чеком:

— Хисашисан останется на второй час?

— Нет, мы уходим, — раздражённо сказал Хисащи и оплатил час пребывания в клубе.

Он хотел уже выйти, но самолюбие мучило его. Он не мог смириться с моим тупым упрямством и пытался поколебать его любой ценой. Преодолевая раздражение, он сказал:

— В такой праздник гостей в клубе не бывает. Если хочешь, после двенадцати я приеду, свожу тебя в ресторан. Потом можно будет съездить в буддийский храм. Все японцы ездят в храм в эту ночь.

— Спасибо, Хисащисан, но мой желудок полон. А в храм идти я не могу. У меня слишком грязная душа, — сказала я.

От бешенства у него заходили желваки на скулах, и участилось дыхание:

— Папе нельзя отказывать, — прошептал он исступлённо и хлопнул дверью.

— С новым годом, вонючая скотина, — сказала я сквозь зубы, стоя перед закрытой дверью.

Филиппинки звонили домой, чтобы поздравить родных и, едва услышав родные голоса, сразу начинали плакать. Плачущий хор очень удручал. Праздник больше походил на поминки. Плакали почти все. За одним исключением. Ольга к двенадцати часам ждала Джорджа. Он купил ей красивое платье, и теперь она вертелась в нём перед зеркалом и нетерпеливо поглядывала на часы.

В двенадцать в пустующий клуб вошёл Джордж. Ольга мешкала в раздевалке, красилась и надевала украшения. С тех пор, как я потребовала не являться в нашу квартиру, я его ни разу не видела. Ольга всегда оставалась у Джорджа, когда хотела провести с ним ночь. С момента ссоры прошёл месяц. Но я по-прежнему чувствовала вину за свои агрессивные нападки и одновременно обиду за то, что с моим присутствием не слишком-то считались. Джордж уселся на диван, ожидая Ольгу, когда я выходила из кухни. Мне показалось, что он избегает встречаться со мной взглядом. Я тоже натянула на себя маску равнодушного высокомерия. И когда уже было прошла мимо, он вдруг взял меня за руку и с невыразимой мольбой во взгляде сказал:

— Прости!

Стыд и жалость захлестнули меня. Я бросилась обнять его:

— Нет, нет, Джордж, это ты прости меня!

— Прости, прости, — одержимо повторяли мы.

— С новым годом, Джордж!

— С новым годом, Саша!

— Будьте счастливы! У вас всё будет хорошо!

— Она уедет через три месяца. Не будет хорошо, — сказал он горько, и у него мелькнули слезинки.

— Что бы ни было, вам будет, что вспомнить. Я завидую вашей страсти! С новым годом!

Филиппинки недоуменно перешёптывались и что-то выкрикивали, наблюдая эту сцену.

На двери зазвенел колокольчик, и в клуб вошёл невесёлый мужчина. Он сделал мне приглашение и сказал уныло:

— Вот так, я совсем один, с Новым годом. Положи голову мне на плечо. Положи! Будто я не один. Вот так. Хорошо. Спасибо.

«Бамбук… Созерцательная музыка… Одиночество… И я лежу на чужом плече… С новым годом, Саша», — говорила я себе, и слёзы капали на чужую рубашку.

XXXI

После нового года Куя объявил на планёрке, что завтра у всех будет выходной, клуб закрывается на генеральную уборку. Это мало походило на правду, потому что устраивать выходные было очень убыточно для клуба. Администрация боялась налоговых проверок. Похоже, это как раз и был день проверок.

Мы с Ольгой совсем одурели от радости, что сможем провести выходной вместе. К обеду мы накрыли стол и выпили водки. К нам зашла сонная Аира и попросила луку. Мы уже были в таком добром расположении духа, что кроме лука вручили ей два пакета продуктов из нашего холодильника.

— Что это вы такие весёлые? — удивилась она.

— Да у нас тут водка! — весело сказали мы, — Выпьешь с нами?

Аира прошла к столу, взяла с тарелки кусочек мяса, положила в рот и, с тревогой глядя на нас, сказала полным ртом:

— Не рано пьёте?

— Да ничего! Выходной! Садись с нами! — сказала я.

— Нет, нет! Нельзя-нельзя! Водка для филиппинки — смерть! Потом блевать и блевать!

— Кому блевать, а кому — ехать в Токио, — сказала Ольга.

Мы взялись за руки и стали прыгать:

— Мы едем в Токио! В Токио! В Токио!

Аира настороженно наблюдала за нами, натолкав полный рот мяса.

— Ты любишь Катю! — ревниво сказала она Ольге, смешно, по-детски надув губы.

На перроне толпились люди в ожидании электрички. Ольга бросила в урну фантик от конфеты и вдруг воскликнула:

— Ой, Сашка, смотри, как эта урна похожа на оборудование для лабораторных исследований!

— Не знаю, не видела.

— А я тебе говорю, что похожа!

Она воткнула руки в два небольших отверстия урны и, прикинувшись учёным, с таинственным прищуром исследователя-фанатика стала ковыряться внутри, будто совершает какое-то великое открытие. Люди, ожидавшие электричку, стали расступаться.

— Правильно, — сказала Ольга деловито, — Нам в лаборатории не нужны чужие!

Глаз, обращённых на нас, стало так много, что мы, смутившись шокированной толпы, согнулись пополам от смеха и ринулись на другой конец перрона. Но неожиданно наткнулись на Джорджа. Мы вместе с ним планировали ехать в Токио. И теперь он, наблюдая эту картину, лишился дара речи. Он недоумевал, зачем Ольге, как бомжу, пришло в голову ковыряться в урне.

— Ну Джордж! Прекрати быть таким скучным! — отмахивалась Ольга.

У меня зазвенел телефон:

— Где ты? — спрашивал Эйчиро.

— Мы с Ольгой едем в Токио, — сказала я.

— Куда именно едете?

— В Ропонги.

— Вот как? Я тоже сейчас на пути в Ропонги. Если хочешь, увидимся. У меня там небольшой коктейль-бар, можем вместе отдохнуть.

— Ура!

Когда мы с Хисащи впервые оказались в ночном Токио, нас поразило, как многолюден этот город. Но теперь, когда мы увидели дневной Токио, мы поняли, что тогда, ночью, город пустовал. Мы с ужасом смотрели на бешеные несущиеся потоки людей, похожие на течение огромной бурной реки. На перекрёстках на зелёный свет дорогу пересекали такие гигантские толпы народу, что пересечься с бегущим встречным движением было чревато последствиями. На станции нас встретил Эйчиро. Мы познакомили его с Джорджем и поехали в бар. Таксист свернул с сумасшедшего кипучего проспекта на тихую улицу, и нам сразу стало спокойнее.

Это оказался уютный ресторанчик с деревянными арками, красивыми резными столами, высокими массивными табуретками из дерева. Нам навстречу вышел улыбчивый человек в смешном чепце и усадил всех за стол, в центре которого была установлена жаровня. Нам принесли мясо, и мы сами стали жарить его и есть, заворачивая в листья салата.

— По будням после работы я часто провожу здесь вечера, — сказал мне Эйчиро, — Или в баре «Мусащи», где тебя уже все знают.

— Это всё? А увлечения? — спросила я.

— Нет. Я просто работаю. Заведую компанией такси и содержу этот бар. По выходным ко мне приезжает мать, проводит у меня сутки и уезжает.

— Какая скучная жизнь, — сказала я.

— Какая такая у тебя жизнь, если ты можешь назвать её более интересной? — сказал Эйчиро обиженно.

Я растерянно сглотнула:

— Э-э, я как-то не думала. Здесь я только считаю деньги и тупею.

— Если бы ты вышла за меня замуж, тебе никогда не пришлось бы считать деньги, — сказал он едва слышно.