Проклятье или ничейная земля
Шрифт:
Кто-то обнял её со спины, помогая выстоять в противостоянии с белым, выжигающим все эфиром.
Она не замечала, что злые слезы текут по её щекам.
Зачем эти мортиры и пушки? Зачем эти пулеметы и пистолеты? Зачем колючая проволока и километры минных полей? Это же столько не созданных велосипедов и игрушек для детей, это не собранные паромобили и что-то еще, сейчас даже думать было больно, что можно было сделать из скопившегося здесь металла.
А сколько напрасно загубленных душ. Они могли бы вернуться домой и радоваться жизни, улыбаться детям, влюбляться и флиртовать, просто
Жить. Просто жить! Всем.
Она никогда не хотела воевать. Она никогда не хотела уничтожить проклятье. И потому она одна дошла до него и покорила эфир. Он брызнул из неё обжигающими лучами, уничтожая тьму и боль. Её самой стало так мало, зато желания, чтобы все вернулись домой было так много, что падали, распадаясь на отдельные тела чудовища, их плоть расплеталась обратно на людей, зверей, деревья и остальную жизнь.
Потом… Потом был только свет. Обычный солнечный свет.
Вик сжала до боли челюсти. Что потребуют немертвые за жизнь Одли и душу Брендона? Смогут ли они заплатить цену, которую озвучат немертвые? Она не знала. Да и решать не ей — решать Эвану. Она не имеет права влиять на его решение.
Грег взял из рук Ванса корзину, заглянул под плетеную крышку и подтвердил:
— Адер Уве. — Он передал корзину подскочившему Хоггу: — отдай судебному хирургу.
Хогг молча выполнил его распоряжение.
Вик не сдержалась:
— Ванс…
— Лер Ванс, — поправил её немертвый с подозрительно доброй улыбкой.
Вик с трудом сдержала оборот и заставила себя ледяным от гнева голосом произнести:
— Лер Ванс, когда вы родились?
— Три века назад. Приблизительно. Я прожил хорошую жизнь и, поверьте, не собирался возвращаться. Только против деятельности адера Уве я не смог устоять, как и остальные немертвые. Я вернулся и предлагаю сделку: вы сохраняете нам жизнь, мы охраняем ваш покой.
— Три века — слишком большой срок. Сейчас не принято отрубать головы преступникам. Подозреваю, что и в ваше время предпочитали отдавать преступников под суд.
— В мое время разрешалось все, когда ловили убийц или воров. Не думайте, что поймать Уве было легко — во время схватки с Уве погиб один из вернувшихся немертвых.
Эван вмешался, затапливая сердце Вик теплом:
— Мы можем не сработаться с вами. Сейчас во всем главенствует закон.
Дверь открылась снова. Из дома вышли пятеро немертвых в разной степени возвращения к жизни. Кого-то Вик принялась бы сразу за живого, кто-то еще отчаянно напоминал нежить.
Один из немертвых в старой форме констебля представился:
— Уильям Йорк. — Ему было лет тридцать, обычный мужчина, каких полно на улицах Аквилиты. — Когда-то служил в полиции Аквилиты. Возвращаться не намеревался — в Танцующем лесу не успело сформироваться сердце проклятья. Мы все оказались погребенные там в ожидании смерти. — Он рукой указал на своих товарищей по несчастью: — Мы близко к вам по времени и разделяем ваши взгляды на закон и справедливость. Он же…
Йорк махнул на Ванса:
— … родился немертвым, как все в его роду. Он
иной. Он никогда не был человеком.Ванс обиделся, вскидывая голову и резко выпрямляясь:
— Может, я и не человек, но отказывать мне в человечности не надо. Взгляды на жизнь у меня вполне гуманные. Я не убиваю направо и налево. Заметьте, что я во время освобождения нерисс Орвуд, своих дальних родственниц, из заточения в доме Хейгов, смог отступить и отказаться от убийств, как только понял, что мои родственницы не заложницы Хейгов. Два моих дальних кузена это осознать не смогли. Я сохранил жизни всем, кто пытался нам противостоять, и просто ушел, признав ошибку.
Вик не удержалась от вопроса: что-то подобное она и подозревала, узнав, что на её с Эваном дом напали Вансы:
— И как же вы поняли, что нериссы Орвуд не заложницы, а наши гости, которых мы как раз защищали от визита таких родственников, как вы?
Ванс холодно улыбнулся:
— Это очевидно. Заложницы не рисуют изгоняющие немертвых знаки, защищая окружающих. Так я понял, что ошибся и отступил, хоть мог и убить всех в доме и округе.
Йорк вмешался, снова напоминая:
— Я же говорю: Ванс никогда не был человеком. Его логика другая. Но он может измениться.
Ванс холодно посмотрел на него и перевел взгляд на Эвана:
— Вы в патовой ситуации. Шестеро немертвых. Даже с одним вам не справиться. Вам придется принять наши условия. Поверьте, мы не горим желанием жить среди людей. Это после тишины склепа угнетает. Нам нужен покой и тишина. Границы Аквилиты — самое то. Мы будем охранять вас, вы дадите нам право на жизнь и право на нужную нам иногда кровь.
— Вы ошибаетесь. Нет патовой ситуации. У нас все под контролем, — сухо сказал Эван. Вик даже понимала, что он имеет в виду. Наговор неры Орвуд. Один ритуал, один произнесенный наговор, и немертвый снова простой человек. Правда, кого назначить немертвым из своих друзей, Вик не знала.
Йорк вздохнул и почти по-человечески дернул плечом:
— Простите, если что не так. Ваш Одли не заложник. Он нужен был, чтобы привести вас сюда.
— Не пробовали сами прийти в полицию и поговорить? — спросил Эван.
Стоявший рядом с Йорком немертвый, чья плоть еще была синюшного цвета, расхохотался. Остальные немертвые тоже не сдержали улыбок. Йорк, видимо, единственный, кто уже был способен членораздельно изъясняться, пояснил:
— Если бы мы пришли в полицию, ничего, кроме бойни, не случилось бы. И поверьте, в бойне победили бы мы. — Он протянул руку вперед — на его ладони лежал камень: — кажется, это душа вашего инквизитора. Возвращаю её вам.
Эван окаменел — Вик не совсем понимала, что он сейчас думает. Для неё было важно одно — душа Брендона найдена, и когда-нибудь он вернется к жизни.
Грег молчал, не вмешиваясь — он всего лишь суперинт, когда Эван — герцог. Это его земли и только его выбор. Констебли вокруг, казалось, даже вдохнуть боялись, чтобы не мешать комиссару.
Эван на что-то решился — он шагнул к немертвым:
— Я дам вам разрешение на жизнь и приму вашу службу. Вы взамен поделитесь своим эфиром?
Вик вздрогнула от осознания: Брендона можно было вернуть прямо сейчас!