Проклятые вечностью

— Я не… — с негодованием начал охотник, но тут же прикусил язык, столкнувшись со спокойным взглядом сапфировых глаз. Сказать по правде, после нескольких дней, проведенных с вампиром, Дракула уже не казался ему бессердечным чудовищем. Его кровожадность, дошедшая до Ватикана, была изрядно преувеличена, ведь, в сущности, он не брал больше, чем требовалось для выживания. Сейчас и сам охотник делил с ним схожее проклятие, а потому на своей шкуре почувствовал, сколь мучительной может быть жажда крови. Разумеется, крутой нрав графа, известный еще при его смертной жизни, не делал ему чести и в бессмертии, но, в сущности, его нельзя было назвать бездушным монстром, убивающим для забавы. Он получил проклятие и научился жить с ним, не оглядываясь назад, чтобы не испытывать мучительного разочарования. Нет, он не оправдывал поступков графа, а лишь пытался их понять. Ведь разум, запутавшийся в сетях одиночества, способен довести человека до сумасшествия, порою заставляя принимать иррациональные решения. И, хотя сомнений в здравомыслии Дракулы у него не было, найти хоть и хрупкое, но все-таки внятное объяснение его почти маниакальному желанию обзавестись потомством, охотник все же смог. Ибо одинокая душа, растерзанная жестокостью этого мира, зачастую стремится сделать все, чтобы этому миру отомстить. Всему виной были затаенная злость, неспособность примириться с предательством и ненависть к собственному племени, которые глодали его душу веками, пока не вытравили из нее все человеческое, но Господь милосерден. В тот момент, когда казалось, что уже нет никаких шансов на спасение, ему был дарован светоч надежды, коим стала Анна. Именно любовь к ней смогла вырвать графа из того водоворота, в котором он оказался. Именно она пробудила в его сердце способность к самопожертвованию, к терпению. Сама того не понимая, принцесса изменила Владислава, а точнее воскресила в его душе давно похороненные добродетели смертных.

— Полно тебе, Гэбриэл, — бесцеремонно перебил его вампир. — Это гнетет тебя с того самого дня, как память вернулась к тебе. Эти сомнения копятся в тебе, превращаясь в огромную волну, которая в любой момент может вырваться наружу и затопить всю округу.

Сейчас охотник был вынужден признать, что Дракула поразил цель в самое сердце, казалось, он просто читал его душу, вслушиваясь в равномерное биение сердца, на самом же деле, все было намного проще: ни один, даже самый праведный человек, будь то мужчина или женщина, не мог выдержать искушения сомнениями. Все люди были одинаковы в своем одиночестве, всех их снедали одни и те же страхи, одно и то же чувство обреченной безысходности в преддверии больших перемен, над которыми они были не властны. Разница заключалась лишь в том, что некоторые могли принять эту горькую истину и научиться с ней жить, а другие сдавались, плывя туда, куда несло их беспощадное течение жизни. Прожив долгие столетия, вампир прекрасно это знал и не стеснялся использовать это знание в угоду собственному тщеславию.

— Нас вместе держат неисполненные обязательства перед теми, кто пострадал от вековой борьбы, не более того. И ты ошибаешься, если полагаешь, что я стану пускаться в откровения с подобным тебе! — прорычал Ван Хелсинг.

— Подобным мне? Неужели ты считаешь, что твое ангельское происхождение чем-то отличает тебя от меня? Я ведь тоже ангел, Гэбриэл, только я ангел тёмный, независимый и мятежный, не воспетый.

— Свежо предание… — презрительно фыркнул охотник, вскинув голову. Чего-чего, а подобного абсурда он никак не ожидал услышать. — Шутить изволишь?

— Отнюдь, — возразил граф. — Всему миру известен тот ангел, который хранит ключи от адских врат. И поверь, у него нет ни рогов, ни хвоста, вопреки всем представлениям схоластов. Его лик воистину прекрасен, ибо до своего падения он был любимцем Бога.

— Люцифер! — задумчиво проговорил Ван Хелсинг, поднимая глаза к небесам. — Я понимаю… Только падший ангел может больше всех жаждать прощения, он сильнее прочих нуждается в надежде, ведь ему была дарована привилегия лицезреть лик Всевышнего, за которой последовала кара изгнания! Жестокая судьба, которая наказывает за неповиновение.

— Люцифер, — подтвердил Дракула. — Едва ли его душа жаждет отпущения. Он был тем, кто подарил мне бессмертие, тем, кто даровал мне свою кровь и вернул к жизни. Собственно на этом его покровительство мне закончилось. Что до остального, то это лишь твои домыслы. Вместо благоговейного преклонения он избрал свободу, получил собственное, пусть и далекое от идеала царство, — с долей горькой иронии добавил вампир.

— Я помню его… — протянул Гэбриэл, — он презрел священные заветы, забыл о том, что все мы были рабами Божьими, забыл о своем долге, ослушался воли Создателя!

— Точнее пожелал быть независимым, жить своим умом, — усмехнулся граф.

— Он восстал против Всевышнего! Захотел быть равным ему!

— Захотел быть свободным! Вот здесь, мой дорогой друг, разница между нами. Ибо Дьяволу служат свободные люди, ему не нужны рабы. Вы, небожители, привыкли к определённому сценарию жизни, писанному кровью тех, кого признали грешниками, но так ли они виновны? Ты привык быть рабом, бездумно выполнять приказы, а ослушавшись, проявив силу воли, став самим собой, ты был низвергнут на Землю. Разве это справедливо? А что, по сути, ты совершил? Ты преломил хлеб со смертным, ставшим тебе братом по крови, и полюбил женщину! Разве стоит этот поступок нескольких веков в чистилище?

— То была грешная, недозволенная любовь! – возразил Ван Хелсинг, с болью в сердце вспоминая женщину, которая когда-то правила в его душе. С горечью он был вынужден признать, что готов раскаяться во всех грехах, кроме, пожалуй, своих чувств к Изабелле, ибо она, сама того не подозревая, открыла для него новый мир, о существовании которого охотник даже не подозревал. А сейчас, спустя века, то ли желая заглушить боль, до сих пор терзавшую сердце, то ли пытаясь заслужить высшее прощение, он отрицал эту писанную кровью возлюбленной истину, пытаясь убедить себя в правоте вынесенного ему приговора.

— Но это была любовь! — заключил вампир.

— Довольно! — прошипел Гэбриэл. Теперь настал черед молниям сверкать в его глазах, но это лишь позабавило его собеседника. Его сердце и так полнилось сомнениями, было исполнено недоверия к себе, а Дракула так бесцеремонно напоминал ему о прежних ранах, играя на нервах, как на музыкальном инструменте, затягивая свою мелодию. Граф обладал поразительным талантом переворачивать суждения с ног на голову, переводя собеседника в русло собственных мыслей, и это, порой, раздражало настолько, что охотник искренне желал остановить эти красноречивые, полные богохульства проповеди.

— Как угодно! — пожав плечами, проговорил Дракула, без особого интереса разглядывая шитье на своем седле. И вновь меж ними воцарилось глубокое молчание. Час потянулся за часом, серый однообразный пейзаж открывал взгляду безрадостные картины, и лишь топот копыт нарушал тишину, монотонно барабаня по дороге.

— Он отвернулся от меня! — нарушая затянувшееся молчание, проговорил охотник. — Господь лишил меня благодати и поддержки из-за моего поступка.

— О, не бери в голову, это лишь его очередная игра, — проговорил вампир с горькой усмешкой. Признаться, графа тоже начинало тяготить такое положение вещей, ибо с каждым прожитым днем он все больше ощущал себя марионеткой в чужих руках, но тот, кто дергал за веревочки жизни, оставался сокрыт от его глаз. — Если бы Бог желал окончательно от тебя отвернуться, он низверг бы тебя в самую глубокую преисподнюю, как Люцифера, но, видимо, Господь посчитал, что два падших архангела для ада — это уж слишком!

— Ты находишь в этом что-то смешное?

— Я нахожу в этом лишь иронию. Порой мне кажется, что рай пуст, ибо все праведники стоят в бесконечной очереди у золотых врат, ведь раз они закрыты даже для архангелов, что и говорить о простых людях.

— И как, обладая таким красноречием, ты до сих пор не завоевал весь мир?!

— О, Гэбриэл, мои интересы куда скромнее, — проговорил граф, про себя думая о том, что в последнее время они сузились лишь до одной женщины, которая заменила ему целую Вселенную. — Приехали, — указывая рукой на светящуюся в лунном свете гладь озера, затерянного в непроходимых лесах, бросил он. — Дальше пойдем пешком, и помни, не верь глазам, ибо Мираксис непревзойденный мастер иллюзий. Он может внушить тебе любую небылицу, заставить стать орудием в его руках.

Спешившись со своих жеребцов, путники направились в самое сердце логова нечистых, куда, оплетенная зарослями ежевики, вела узкая тропа.

— Иди тише, — прошептал Ван Хелсинг, дыша в спину графа, который с шумом продирался сквозь заросли кустарника.

— Когда тебя ждут, ты лишен эффекта неожиданности. Они знают, что мы здесь.

— Откуда… — уже собирался поинтересоваться охотник, когда увидел, как перед ним из мрака вырисовалось несколько фигур, облаченных в черные плащи.

— Убийцы теней! — обнажая Бальмунг, проговорил граф. Их лица скрывали глубокие капюшоны, но сквозь царившую под ними черноту Дракула явственно увидел глаза, светящиеся огнем багрового заката. Хищники Пустоши Каинитов не спешили нападать, вглядываясь в лица своих будущих жертв, будто ожидая пока те пересекут какую-то невидимую границу, за которой их ждала смерть. — Они учуяли нас еще в ущелье! — добавил вампир, наблюдая за ними. Ни разу в жизни он не видел убийц Теней на охоте, а потому даже не представлял того, что от них можно ожидать. Все его знания базировались на древних, старых, как сам мир, преданиях, а века научили его тому, что не всякой истине можно верить, и не всякая легенда является вымыслом. Сказания говорили о том, что убить этих посланников Каина может только священный артефакт, которого коснулась длань самого Создателя. Что ж, такое оружие у них было, оставалось лишь надеяться на то, что им представится шанс им воспользоваться.