Проклятый берег
Шрифт:
Мы вернулись в казарму…
Глава десятая
ПОХОД НАЧИНАЕТСЯ
На следующее утро мы получили суточные увольнительные. Это могло означать одно: часть будет брошена в бой. Двойные порции сигарет и рома. Вдвое меньше муштры.
И жуткая сумятица!
Одним словом, в воздухе пахло отправкой!
Увольнительная на целые сутки – отличная штука. Тем более для меня, по мнению Потриена несколько лениво относящегося к солдатской службе. Когда я выходил
– А-а-а… др!!!
Означать должно «A droite».
Я сделал поворот направо.
– А-а-а… ш! – рявкнул сержант. («A gauche») Окажись на моем мундире хоть одна морщинка, он отослал бы меня обратно. Однако придраться было не к чему, и он только еще раз смерил меня взглядом.
– Могу вас поздравить, рядовой, мы вместе отправляемся на войну, не так ли? Я придаю большое значение порядку в маршевой колонне, а что, по-вашему, скажет мне полковник, если он будет присутствовать при отправке и увидит, как вы маршируете?
– Он скажет: «Дорогой Потриен…»
– Не рассуждать! Марш! Марш!.. Заткнись, свинья! – заорал он. – Заткнись, иначе я тебя!..
Я отправился в свой любимый кабачок в порту – в «Четыре веселых мародера».
Я пил там уже наверное десятый коньяк, когда какой-то шофер тронул меня за плечо:
– Вас ждут на улице, мсье. Хотели бы поговорить с вами. Я вышел. Графиня Ларошель, высунувшись из машины, весело улыбалась мне.
– Сердитесь на меня? – спросила она.
– Г… графиня… – пролепетал я.
– Поедете со мной?
Я, естественно, тут же сел в машину. Внутри все было пропитано, словно густым туманом, запахом жасмина.
– «Пале де Дане»! – сказала она шоферу.
– Но, графиня… это такое аристократическое заведение, а я…
– Пожалуйста… разрешите мне считать вас, отправляющегося на войну легионера, своим гостем…
Устраивать проводы отправляющимся в бой солдатам – в городе старинная традиция. Через несколько минут машина остановилась перед рестораном, и мы с графиней вошли внутрь.
Я – человек не тщеславный, вы можете судить об этом по прочитанному, но должен признаться: появиться в этом шикарном ресторане да еще с такой красавицей мне было приятно.
Только бы не поскользнуться в кованых башмаках на этом гладком, как лед, паркете! Так и есть! Чтобы не упасть, я схватился за подвернувшегося под руку официанта, и несколько чашечек кофе опрокинулись на колени сидевшего за столиком небольшого общества…
Какая – то дама в шелковом платье вскочила с визгом, а я с присущей мне воспитанностью извинился:
– Прошу прощения… но этот глупый официант… – я начал было ладонью вытирать платье дамы, но она завизжала еще громче. Из затруднительного положения меня выручил седой мужчина с очень симпатичным лицом.
– Дамы и господа! Среди нас отправляющийся в бой легионер. Пожелаем ему счастья! Да здравствует легион!
Раздались крики «ура», музыка заиграла туш. Седой мужчина представился:
– Ван дер Руфус!
–
Очень приятно. Джон Фаулер.Только сейчас он увидел графиню. Приветливое лицо голландца посуровело. Он глубоко поклонился.
– Этого солдата пригласила я, мингер.
– Тогда… не буду мешать вам… графиня. Он еще раз поклонился и отошел.
– Пойдемте, сядем…
Я заказал виски, графиня – виноград и печенье.
– Ну, дорогой Джон… что же это вы так таращите на меня глаза?…
– Я думал, вы будете сердиты на меня.
– За что?… Сначала мне показалось, что вы – просто глупый парень, но потом я поняла, что вы и умны и смелы. Разве вам никогда не приходилось слышать, что женщина может в конце концов полюбить кого-то, на собственном опыте убедившись, что имеет дело с умным человеком?
Правильно, о таких вещах я слыхал.
– В первый момент я хотела убить вас. Потом проплакала целый день, и в конечном счете захотела увидеть вас вновь… Прошу вас, не бойтесь меня. Я не буду выведывать ваши тайны. Вы вправе не доверять мне… Я постараюсь понемногу вернуть ваше доверие. С губернатором я поссорилась, мне больше ничего не нужно… Я люблю тебя, Джон… – прошептала она и погладила мою руку. – Мне не надо твоих секретов… только люби меня и обнимай иногда вот этими сильными руками…
Руки у меня действительно сильные, так что я начал снова верить этой женщине. Если ей не нужны мои секреты, то, в конце концов, и впрямь не в чем ее подозревать.
– Графиня… я люблю вас и мне было очень больно, когда – благодаря моей необычайной проницательности – я обнаружил, как вы злоупотребили моим увлечением.
– Я рада, что это так. Ведь именно это дало мне понять, что вы не только сильны и смелы, но и умны.
В это я уж просто не мог не поверить.
– Пойдемте… пойдемте ко мне, чтобы мы были только вдвоем и никто не глазел на нас.
А на нас действительно глазели. Странно, я ведь пил так, как это делают настоящие аристократы – изящно отставив мизинец от бокала.
Пил – то я, однако, из бокала для фруктового сока. Но кто же мог думать, что этот полулитровый хрустальный сосуд служит не для благородного напитка, а для какого-то фруктового пойла?
Все мои подозрения рассеялись. Это вполне можно понять. У себя дома графиня была удивительно мила со мной, ее обычно грустное лицо сейчас сияло, она обнимала и целовала меня, она умоляла меня быть поосторожнее в бою, потому что она не переживет, если я погибну. Это тоже звучало внолне правдоподобно.
– Я приеду туда, Джон… обязательно приеду… Приеду, чтобы быть поближе к тебе и восхищаться тобой…
– Весьма польщен… – счастливым голосом ответил я… Утром я поспешил в казарму. Она любит меня!
Едва я успел сделать несколько шагов, ко мне подбежал мальчишка.
– Вам письмо, мсье. От одного господина. В письме стояло:
«Ты! Очен болшую ашыбку делаш. Я уже писал тибе. Чтоб ты правилно вел сибя. Этож ведма! Она с тибя веревки вит будит. А потом сделаит чтоб тибя растреляли. Сам увидиш.