Проклятый Лекарь. Том 2

Я в последний раз окинул взглядом пустую, тихую квартиру и вышел, захлопнув за собой дверь.

Таксист подъехал к особняку Ливенталей ровно в два. Аглая уже ждала меня в холле, и когда она вышла на крыльцо, я на секунду замер.

Это была не заплаканная беглянка в моём старом медицинском плаще.

Не упрямая девчонка, спорящая с отцом.

Передо мной стояла Аглая Ливенталь. Тёмно-синее, почти чёрное шёлковое платье с открытыми плечами идеально подчёркивало её хрупкую фигуру и белизну кожи.

Тёмные волосы были убраны в сложную высокую причёску, открывая изящную, лебединую шею. Бриллианты в ушах и в тонком колье на шее горели холодным, аристократическим огнём — фамильные драгоценности рода Ливенталей.

И в этот момент я впервые по-настоящему увидел её. Увидел женщину.

И на долю секунды Архилич во мне, который помнил балы в тронных залах и королев, одетых в парчу и бриллианты, одобрительно кивнул. Эта была достойная партия.

— Вы слишком рано, — улыбнулась она, грациозно садясь в машину. — На приёмы такого уровня принято опаздывать минут на двадцать. Это признак хорошего тона.

— Я предпочитаю приходить вовремя, — ответил я. — Привычка врача — пациенты не любят ждать.

— Вы всегда такой серьёзный? — она продолжала улыбаться, но в её глазах я видел тень той тревоги, что она так старательно прятала за светской маской.

— Почти. Я врач, а в моем деле нет места легкомыслию.

— Простите. Просто папа… — тихо сказала она, глядя в окно. — Операция завтра. Я так боюсь.

— Всё будет хорошо, — я вернулся в привычную роль врача. — Профессор Абросимов — лучший нейрохирург в Империи. А я буду ему ассистировать и проконтролирую каждый шаг.

— Вы правда верите, что он выживет? — она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Это был прямой, отчаянный вопрос, требующий честного ответа.

— Да, — сказал я. Твёрдо, уверенно, без тени сомнения.

Реальные шансы, учитывая инвазию опухоли в кавернозный синус, были не больше шестидесяти процентов. Но ей об этом знать было не нужно. Сейчас ей нужна была не правда. Ей нужна была надежда.

А надежда, как и Жива — это ресурс. Ресурс, который поможет ей пережить следующие два дня, а её отцу — операцию.

Иногда ложь — самый эффективный терапевтический инструмент.

Мы ехали по Тверской. За окном проплывали огни дорогих магазинов и ресторанов. В полумраке автомобиля Аглая казалась почти нереальной, сошедшей со старинного портрета.

И в этот момент идиллию разорвал хаос.

Чёрный джип без номеров вылетел из бокового переулка, как хищник из засады, и резко нас подрезал. Раздался оглушительный визг покрышек. Наш таксист вдавил тормоз в пол, машину занесло, и она с глухим ударом врезалась в бордюр.

Я инстинктивно упёрся ногами и руками, меня вжало в сиденье.

Аглая же, хрупкая и неготовая к такому, полетела вперёд. Она была не пристегнута. Я выбросил руку, поймав её в последний момент и с силой притянув к себе, чтобы она не ударилась о переднее сидение.

На долю секунды наши лица оказались в паре сантиметров друг от друга.

Я почувствовал её испуганное, прерывистое дыхание на своей щеке. Её духи — что-то лёгкое, цветочное, французское — ударили в голову, смешиваясь с запахом адреналина.

Архилич во мне бесстрастно зафиксировал данные: учащённый пульс, расширенные зрачки, выброс кортизола. Человеческое тело, в котором я был заперт, отметило, что она очень красива вблизи.

— Какого чёрта! — заорал таксист, опуская стекло. — Ты что, ослеп, придурок!

Из джипа вышли двое.

Не бандиты из подворотни. Движения слишком выверенные, профессиональные. Дорогие, но неброские костюмы, под которыми угадывались лёгкие бронежилеты.

Спокойные, холодные лица людей, для которых подобные инциденты — рутина. Охрана? Но чья? Не люди Морозова — те действуют исподтишка. Не «Волки» — эти бы уже стреляли. Не «Псы» — эти бы орали и махали пушками.

Один из них подошёл к моему окну. Он не дёрнул ручку. Он требовательно постучал костяшками пальцев по стеклу.

— Доктор Пирогов, — сказал он, когда я опустил стекло. — Выходите из машины. Немедленно.

Глава 15

Ранее ночью.

Отель «Националь» встретил графа Бестужева приглушённым светом ночных ламп и тревожной тишиной дорогих коридоров.

Швейцар, дремавший в кресле, подскочил при виде влиятельного гостя, но граф прошёл мимо, не удостоив его взглядом. Дорожное пальто, наспех накинутое поверх домашней одежды, развевалось за ним как тёмное знамя поражения.

— Где? — рыкнул Бестужев, врываясь в номер триста один.

Виктор, начальник его личной охраны, человек с лицом, высеченным из гранита, едва заметно усмехнулся. За двадцать лет службы он видел многое, но эта ситуация явно входила в его личный топ абсурдных происшествий.

— В спальне, ваше сиятельство, — он кивнул в сторону закрытой двери. — Зрелище… любопытное.

Бестужев решительным шагом направился к спальне.

Рука на позолоченной дверной ручке дрогнула — всего на мгновение, но Виктор заметил. Граф боялся того, что увидит за дверью. И правильно делал.

Картина, открывшаяся его взору, навсегда выжглась в его памяти. Роскошная кровать с измятыми шёлковыми простынями.

Разбросанная по персидскому ковру одежда — мужской фрак, женское вечернее платье изумрудного цвета. И в центре этого хаоса — его сын, Пётр Бестужев, двадцати трёх лет от роду, наследник древнего рода, и молодая женщина, которую граф с ужасом узнал как Елизавету, дочь барона Смехова.

Они были… склеены.

Иного слова не подобрать. Их тела соприкасались в крайне интимной позе, а вокруг них пульсировало слабое, болезненно-лиловое свечение, похожее на северное сияние в миниатюре.

Оба были в полном сознании, прикованные друг к другу невидимыми цепями, выставленные на обозрение, как диковинные звери в клетке, и оба смотрели на вошедшего с выражением абсолютного ужаса.

— Отец… — голос Петра дрогнул, но он попытался сохранить остатки достоинства. — Я могу всё объяснить. Это артефакт… он не сработал как должен…

— Граф Бестужев! — Елизавета не выдержала и разрыдалась. — Умоляю, сделайте что-нибудь! Если мой отец узнает… это конец! Моя репутация! Разъедините нас, прошу!