Проклятый Лекарь. Том 2

Первым порывом Бестужева было выхватить у Виктора пистолет и пристрелить этого идиота, собственного сына, прямо здесь.

Стереть позор.

Но он был не просто отцом. Он был главой рода, политиком и игроком. Ярость клокотала в груди, но тут же сменилась холодным осознанием масштаба катастрофы.

Это не просто пьяная выходка молодого повесы. Это скандал, который уничтожит репутацию двух древних родов.

Смеховы никогда не простят такого позора. Это оружие для его политических врагов. Это пятно на имени Бестужевых, которое не смыть и за сто лет.

— Виктор, — голос графа был ровным, но в нём слышалась сталь. — Вызывай доктора Полякова. Немедленно. Скажи, дело жизни и смерти. И чтобы ни одна душа не знала.

Следующие полчаса тянулись как вечность.

Время, казалось, загустело, превратилось в липкий, тягучий сироп, в котором вязли мысли и звуки. Бестужев мерил шагами гостиную, как тигр в клетке, его шаги глухо тонули в толстом ворсе ковра.

Из спальни доносились приглушённые всхлипы Елизаветы и раздражённое бормотание Петра, который неуклюже пытался её успокоить. Виктор стоял у окна, неподвижно наблюдая за редкими огнями ночной Москвы с выражением человека, который видел падение империй и его этим уже не удивишь.

Доктор Поляков прибыл ровно через тридцать две минуты. Пожилой, солидный, с седыми бакенбардами и дорогим кожаным портфелем, пахнущий карболкой и хорошими сигарами.

Двадцать лет он лечил семью Бестужевых от всех аристократических недугов — от подагры до мигреней.

Один раз в этом году граф отпустил его на выходные и в это время словил приступ, из-за которого пришлось ехать в больницу. Там он встретил доктора Пирогова. Интересная личность. Бестужеву даже интересно, как ещё этот молодой лекарь сможет его удивить.

— Ваше сиятельство, что случилось? — начал Поляков с порога, но Бестужев, не говоря ни слова, лишь жестом указал на дверь спальни.

Поляков вошёл и замер. Его лицо прошло весь спектр эмоций: от профессионального любопытства через шок и недоумение к полному, почти детскому испугу.

— Это… это… — он подошёл ближе, к самому краю кровати, боясь приблизиться. Достал из портфеля стетоскоп, с дрожащими руками проверил пульс у обоих. — Сердцебиение учащённое, но стабильное. Давление в норме. Но это свечение…

Он протянул было руку, чтобы дотронуться до лилового ореола, но в сантиметре от него резко отдернул пальцы, словно обжёгшись о невидимый огонь.

— Ваше сиятельство, — Поляков повернулся к Бестужеву, и в его глазах читалась абсолютная профессиональная беспомощность. — Это не медицинский случай. Это какой-то… магический спазм. Энергетическая аномалия. Я бессилен.

— Бессилен? — голос Бестужева стал тихим и смертельно опасным. Он сделал шаг к врачу. — Я плачу вам двадцать лет, Поляков. Я оплачивал обучение ваших детей за границей. Я вытащил вашего племянника из долговой тюрьмы. И теперь, когда мне действительно нужна ваша помощь, вы говорите мне, что бессильны?

— Но, ваше сиятельство, это магия! — залепетал врач, пятясь от него. — Я не…

— Мне плевать, что это! — прорычал Бестужев. — Вы — врач! Так сделайте что-нибудь! Вколите им снотворное! Разрежьте! Я не знаю! Сделайте хоть что-то, или, клянусь, я пущу по миру всю вашу семью!

— Но это может их убить! — в ужасе прошептал Поляков. — Любое вмешательство без понимания природы этой связи…

И тут Бестужев остановился.

Он посмотрел на перепуганное лицо врача, потом на склеенную пару в спальне, и его гнев угас, сменившись холодным отчаянием. Он понял, что угрожает скальпелем человеку, которого просит провести операцию на сердце.

Глупо и бессмысленно.

— Хорошо, — сказал он уже спокойнее. — Что вы предлагаете?

— Вам нужен экзорцист из церкви или, что надёжнее, боевой маг из Тайной Канцелярии, — повторил Поляков, с облегчением видя, что буря миновала.

Слова «Тайная Канцелярия» прозвучали как приговор. Бестужев прекрасно понимал, что это означает. Официальный рапорт, протокол допроса, расследование. Маги-дознаватели, которые залезут в голову его сыну, дочери барона, ему самому. Скандал, который уже невозможно будет скрыть под ковром.

Бестужев остался стоять посреди гостиной, раздавленный, униженный. Все его связи, его деньги, его власть оказались бесполезны.

Все стандартные решения вели к катастрофе. Врачи бессильны. Церковь потребует публичного покаяния. Тайная Канцелярия составит протокол, который ляжет на стол его врагам. Тупик.

Он закрыл глаза, и перед мысленным взором внезапно возникла другая картина.

Яркий, солнечный день на Тверской. Резкая, как удар кинжала, боль в груди. Падение на грязную мостовую. Искажённые ужасом лица прохожих. И среди них — одно спокойное. Странный молодой человек, возникший из ниоткуда.

Холодные, немигающие глаза. Уверенные, точные движения. Слова, которые звучали не как предположение, а как диагноз: «Тромб. Окклюзия». Спасение, которое заняло считанные минуты.

Пирогов. Лекарь из морга. Тот, кто ходит по грани между жизнью и смертью. Тот, кто не боится ни крови, ни скандалов. Тот, кто действует, а не рассуждает.

— Виктор, — Бестужев открыл глаза. В них больше не было гнева. Только отчаянная решимость. — Найди мне этого лекаря. Пирогова. Из «Белого Покрова».

— Этого… странного? — Виктор приподнял бровь. — Который вас спас на улице?

— Да. Именно его. Найди и привези. Быстро. Скажи, что я приказываю. Нет… — граф на мгновение запнулся, проглатывая свою гордость. — Скажи, что я очень прошу.

Он повернулся к окну, за которым начинал брезжить рассвет нового, полного позора дня.

— И чтобы всё было решено до полудня, Виктор, — добавил он, не оборачиваясь. Голос его был глухим. — Сегодня у меня приём. И мой сын, наследник рода Бестужевых, будет стоять рядом со мной и улыбаться, даже если для этого придётся отпилить ему ноги. Ты меня понял?

— Так точно, ваше сиятельство.

— Этот Пирогов… — прошептал граф, глядя на серое небо. — Наша последняя надежда.

* * *

Позже утром.

— Никуда я не пойду! — твердо ответил я, понимая, что от таких людей ничего хорошего ждать нельзя.

— Доктор Пирогов, граф Бестужев ждёт вас, — заявил один из амбалов.

— Я и так еду к нему на приём, — ответил я, опуская стекло. Я старался говорить спокойно, как занятой специалист, чьи планы пытаются грубо нарушить.