Проклятый Лекарь

— Угрожаешь? — всё так же спокойно уточнил я.

— Предупреждаю, — он наклонился ближе, его голос стал тихим и ядовитым. — Исчезни сам, пока не поздно. Уволься. Иначе…

Я мысленно отдал приказ. Нюхль, невидимый и бесшумный, подкрался к аристократу и с особым энтузиазмом вцепился своими маленькими, но острыми костяными челюстями в самую мясистую часть его филейной области.

— АЙ! — Волконский издал звук, похожий на визг поросёнка, которого ткнули раскалённой кочергой. Он подпрыгнул на месте, хватаясь за зад. — Что за чёрт?!

Он завертелся, пытаясь увидеть, что его укусило. Лаборант наконец оторвал голову от микроскопа и с любопытством посмотрел на него.

— Что случилось, господин Волконский?

— Меня… что-то… укусило! — он продолжал вертеться на месте, яростно растирая пострадавшее место через тонкую ткань дорогих брюк.

— Крысы, наверное, — невозмутимо предположил я. — В старых зданиях, знаете ли, водятся. Особенно любят кусать тех, кто много говорит. Отвлекает их от важных дел.

Волконский побагровел от ярости и унижения. Он сделал шаг ко мне, чтобы высказать всё, что думает.

— Это ты! — возмутился он. — Не знаю как, но это твоих рук… АЙ!

Второй укус, на этот раз с другой стороны, прервал его на полуслове.

— Точно крысы, — подтвердил лаборант с абсолютно серьёзным лицом. — У нас тут одна, с рунической меткой на ухе, на прошлой неделе у главбуха бутерброд прямо со стола утащила. Зверь, а не крыса. Надо бы санэпидемстанцию вызывать, да всё руки не доходят.

Волконский, подпрыгивая и продолжая растирать обе пострадавшие ягодицы, выскочил из лаборатории, бормоча проклятия. Когда лаборант отошел, Нюхль материализовался рядом со мной, довольно щёлкая челюстями.

— Хороший мальчик, — прошептал я. — Но больше так не делай. Слишком заметно. В следующий раз целься в лодыжку.

Ящерица обиженно цокнула, но растворилась в воздухе.

Через десять минут лаборант протянул мне распечатку.

— Вот, держите, — сказал он. — Анализы Золотовой.

Я пробежался глазами по цифрам. Всё в пределах нормы, как я и предполагал. Никаких органических патологий. Чистая психосоматика, скука и избыток свободного времени.

Снова поднялся на четвёртый этаж. Дверь в кабинет Сомова была приоткрыта.

Заведующий сидел за столом, просматривая какие-то бумаги. Он поднял на меня усталый взгляд.

— Ну что, Пирогов? Есть чем удивить? — спросил он.

Я молча положил бланк с результатами ему на стол.

— Всё в норме. Как и следовало ожидать, — пожал плечами я.

Сомов пробежался глазами по цифрам.

— Я так и думал, — кивнул он. — Спасибо. Теперь займитесь ею. Успокоительные, психотерапия… что там у нас по протоколу для скучающих жён олигархов?

— Я уже назначил ей главное лекарство, — ответил я.

— И какое же? — с интересом спросил он.

— Осознание того, что она не больна, и небольшую дозу лести, — ответил я. — Иногда это работает лучше любых препаратов.

— Вы циник, Пирогов, — Сомов усмехнулся. — Мне это нравится. Хорошо, можете быть свободны.

— Благодарю, — я кивнул. — Если больше ничего нет, я отправлюсь на своё основное место работы. У меня по расписанию вскрытие.

Я произнёс это намеренно буднично, наблюдая за его реакцией. На его лице на мгновение промелькнула тень досады — он понимал, что талантливый диагност сейчас пойдёт ковыряться в трупах. Но он лишь махнул рукой.

— Идите, Пирогов, — кивнул Сомов. — Уговор есть уговор.

Я вышел из кабинета и направился к лифту, ведущему в подвал. Моя работа в мире живых на сегодня была закончена. Пора было возвращаться в царство мёртвых.

Спустился в свой подвальный домен. Прохладный, пахнущий формалином воздух морга приятно остудил кожу после суеты и интриг верхних этажей.

Доктор Мёртвый, склонившись над секционным столом, препарировал какой-то орган, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Увидев меня, он поднял голову.

— А, блудный сын вернулся из мира живых, — сказал он, не отрываясь от работы. — Ну как там? Солнце всё ещё светит? Люди всё ещё суетятся по пустякам?

Этот старый ворон видит больше, чем говорит. Его слова — не просто стёб, а проверка. Он пытается понять, изменило ли меня соприкосновение с нормальной работой.

— Пока терпимо, — ответил я, надевая свой прорезиненный фартук.

— Терапия вас испортит, — предупредил он, аккуратно отделяя скальпелем одну ткань от другой. — Живые постоянно врут и притворяются. То они больные, когда на самом деле здоровы, то здоровые, когда уже стоят одной ногой в могиле.

— Мёртвые честнее, — согласился я. — Но, к сожалению, менее благодарны.

— Не всегда, Пирогов, — он хмыкнул, и его плечи едва заметно вздрогнули. — Иногда мёртвые благодарят куда щедрее живых.

Он произнёс это с едва заметной, загадочной улыбкой, не глядя на меня.

— Это как? — заинтересовался я.

— Со временем поймёте, — ответил он. — Если проживёте достаточно долго.

Он знает что-то, чего не знаю я? Что-то о природе смерти в этом мире, что отличается от всего, к чему я привык? Это я обязательно выясню.

Остаток дня прошёл в рутинной, но такой знакомой и успокаивающей работе.

Два вскрытия. Первое — пожилая женщина с обширным геморрагическим инсультом. Второе — мужчина средних лет с последней стадией цирроза. Его печень была похожа на старый, сморщенный камень.

К вечеру, перед уходом, я подвёл итоги дня. Сосуд показывал девятнадцать процентов. Я начал день с девятнадцати, потратил три на существование, получил три за диагностику матери и дочери.

Вышел в ноль. Но рост некро-силы… это был интересный побочный эффект. Мои руки становились твёрже, зрение — острее. Теперь я мог чувствовать остаточную энергию смерти на расстоянии пары метров, а не только при прямом контакте.

Возможно, ключ к решению проблемы лежит не только в Живе. Возможно, я ищу выход не в той плоскости. Что, если я смогу найти способ конвертировать одно в другое? Превратить силу смерти в топливо для жизни…

Эта мысль была новой. И опасной. Но мне уже не терпелось проверить свою догадку.

В метро было душно и многолюдно. Вечерний час пик выгнал на улицы всех офисных работников, и вагон был набит плотно, как банка с консервами.

Я почувствовал его раньше, чем увидел. Ощущение чужого, пристального взгляда на затылке. Не любопытного, не враждебного. Профессионального. Холодного. Я медленно обвёл взглядом вагон, скользя по лицам. И нашёл его.