Проклятый Лекарь

Нюхль тем временем продолжал свою пантомиму. Он показал когтистой лапой наверх, на потолок, а потом картинно завалился на бок, раскинув лапы и высунув воображаемый язык. Классическое изображение смерти.

— Кто-то умирает наверху? — уточнил я.

Снова яростный кивок. Потом Нюхль вскочил, выпрямился, задрал нос и нацепил на голову воображаемую корону, сделанную из воздуха.

— Важная персона?

Восторженное, громкое клацанье челюстей было мне ответом.

В этот самый момент из-за угла коридора вышел Сомов. Его лицо было непроницаемым, но я уловил в его походке нотки раздражения.

— Пирогов! — его голос был резким и нетерпеливым. — Я вас везде ищу!

Нюхль испуганно дёрнулся и тут же растворился в воздухе. Я мысленно приказал ему оставаться невидимым и, стараясь скрыть своё крайнее разочарование, повернулся к заведующему.

— Пётр Александрович, — учтиво кивнул я, — как раз закончил с анализами.

— Забудьте про анализы, — отмахнулся он. — У нас новая проблема. Пациентка Золотова. Она требует только вас. Никого другого не признаёт. Придётся взять её как постоянную пациентку.

— Она же практически здорова. Это просто капризы богатой дамы. Мои навыки там не нужны, — я хотел отказаться.

— Пирогов, я понимаю ваше желание заниматься «интересными» случаями, — ответ Сомова был безапелляционным. — Но сейчас речь идёт не о политике. А о финансировании. Муж Золотовой — наш главный спонсор. И сейчас он требует, чтобы его жену вёл лучший. А после вчерашнего случая, как вы понимаете, лучшим он считает вас. Это не просьба. Это приказ.

Я на мгновение замолчал, давая ему понять, что обдумываю его слова, а не просто готов подчиниться.

— Хорошо, Пётр Александрович, — сказал я наконец. — Я понимаю важность финансирования. И буду вести госпожу Золотову. Но у меня есть встречное условие.

Сомов удивлённо приподнял бровь.

— Условие?

— Да. Раз уж я теперь буду тратить своё время на ВИП-пациентов с их воображаемыми недугами, я хочу получить взамен что-то действительно стоящее. Я хочу получить право первым браться за самый сложный случай в вашем отделении. За пациента, от которого отказались другие. За тот, что считается смертельным.

Сомов смотрел на меня с нескрываемым изумлением. Он ожидал просьбу о деньгах, о должности, о чём угодно, но не об этом.

— Вы хотите… добровольно взять на себя безнадёжного пациента? — переспросил он. — Зачем? Это верный способ испортить себе статистику и репутацию в самом начале карьеры.

— Я хочу получить опыт, которого не получишь, леча капризы и насморк, — ответил я. — И я хочу доказать, что способен на большее. Для меня это принципиально. Я веду вашу капризную графиню, а вы, как только в отделении появляется «смертник», отдаёте его мне. Первому.

Он долго смотрел на меня, и его взгляд из удивлённого превратился в… одобрительный. Он увидел не странность, а запредельные амбиции.

— А вы, Пирогов, не так просты, как кажетесь, — он усмехнулся. — Мне нравится ваш азарт. Это дерзко. Но мне это нравится. Идёт, — наконец кивнул он. — Договорились. Как только у нас появится пациент, на котором все поставили крест, он — ваш. А теперь идёмте. Ваша новая пациентка ждёт.

Он развернулся и зашагал по коридору. Я усмехнулся про себя.

Он думает, что я рвусь в бой ради славы и амбиций. Он не понимает, что только что отдал мне ключи от золотой жилы. От неиссякаемого источника самой чистой и мощной Живы.

Я мысленно отдал приказ Нюхлю: «Отбой. Охота отменяется. У нас появился официальный поставщик».

Сомов развернулся и зашагал по коридору, явно ожидая, что я немедленно последую за ним. Я на мгновение замер, бросив взгляд на то место, где исчез Нюхль.

— Пирогов? — Сомов обернулся, его бровь вопросительно изогнулась.

— Иду, — ответил я.

Мы шли по коридорам терапевтического отделения, залитым стерильным, безжалостным светом.

Сомов шёл впереди, как ледокол, его белый халат развевался при каждом решительном шаге.

— Золотова сильно нервничает, — начал он, не оборачиваясь. — Она только что отказала трём врачам. Даже Степанова из ВИП-отделения не подпустила к себе, заявив, что у него «неприятный одеколон».

Вот же проклятье. Один раз проявил толику терпения к её театральным стонам, и теперь не отвяжется.

— Знаете, Пирогов, — продолжил Сомов, — я работаю в этой клинике двадцать пять лет. Я видел всё. Истерики, угрозы, подкуп. Но чтобы пациентка отказывала самому профессору Степанову, светилу нашей медицины, потому что ей «не понравился его парфюм»… это что-то новое. А всё вы. Чем вы её так очаровали, позвольте спросить?

Я почувствовал лёгкое, почти невесомое прикосновение к плечу. Словно на него села большая сухая бабочка. Но я знал, что это не бабочка. Это мой костяной фамильяр, который решил, что сейчас самое время для пантомимы.

Нюхль, невидимый для всех, кроме меня, уцепился своими маленькими костяными лапками за воротник моего халата и принялся с силой тянуть меня за мочку уха, отчаянно указывая второй когтистой лапкой на потолок.

Он все не успокаивался и хотел показать мне пациента.

— Говорит, что вы единственный, кто её понимает, — продолжал Сомов. — Даже намекнула, что может пожаловаться мужу, если мы пришлём к ней кого-то другого. А нам сейчас конфликт с главным спонсором совершенно не нужен.

Я попытался незаметно смахнуть фамильяра, делая вид, что поправляю воротник. Нюхль, проявив чудеса акробатики, увернулся и перепрыгнул на другое плечо.

— Она даже Морозову звонила, — Сомов наконец обернулся ко мне. — Лично требовала, чтобы вас назначили её лечащим врачом. Знаете, что он мне сказал? «Если Пирогов так нравится пациентам, значит, он делает что-то правильно. Выполняйте».

— Угу, — ответил я, наблюдая, как Нюхль перешёл к следующему акту. Он картинно схватился за своё несуществующее горло, его челюсть отвисла, а зелёные огоньки в глазницах начали медленно тускнеть, изображая предсмертные конвульсии.