Прокурор

– Решено - значит, решено, - стремительно поднялся Боржанский. Анегин тоже встал.
– Мы свободны, Фадей Борисович?

– Разумеется, - кивнул тот.
– Рабочий день уже кончился, отдыхайте... А с Флорой Юрьевной я сегодня же проведу работу, - задумчиво произнес он.
– Селяночкой побалуемся, чайку попьем...

– Не советовал бы, - сказал Герман Васильевич.
– Зачем настраивать? Еще подумает бог знает что.
– Главный художник вдруг улыбнулся: - А может, напрасно я страхи развел?

Заремба с надеждой посмотрел на него. Герман Васильевич пыхнул в чубук трубки.

– Ведь у нас есть что показать хорошего, - ободряюще сказал Боржанский.

– Есть, сам бог видит, есть, - обрадовался директор перемене настроения главного художника.

– И можно показать товар лицом, не краснея, - все еще улыбался Боржанский.
– Нет, в этой девочке определенно имеется что-то, - он щелкнул пальцами.

– В Флоре Юрьевне?
– переспросил Заремба.

– Да. Ищет, раскапывает необыкновенное...

– Ну, конечно, - расплылся в улыбке директор.
– Молодость, одним словом! Энергия бьет ключом!

– Уверен, мы сможем помочь найти ей для передачи и форму, и содержание, - заключил главный художник.
– У творчества одни законы...

Боржанский и Анегин ушли, пожелав Зарембе хорошо провести вечер в обществе Флоры Юрьевны. Директор пришел в отличное расположение, забубнил себе под нос какой-то марш, предвкушая, что ему предстоит быть сегодня в роли радушного хозяина и вести интересные разговоры с представителем областного телевидения.

– Так-с, - бормотал он, расхаживая по кабинету.
– Обмозгуем программку... Перво-наперво обед. Самоварчик, естественно... Затем прогулка на катере...

Следующий пункт он додумать не успел - раздался телефонный звонок. Это была его жена, Капитолина Платоновна. Спокойным голосом, который, однако, не предвещал ничего хорошего, она спросила, почему Фадей Борисович до сих пор не дома.

– Капочка, прости, дела... И освобожусь не скоро...

– Не говори ерунды, - отрезала жена.
– Чтобы через десять минут был.

– Но у меня корреспондент телевидения!

– А у нас дома сам Константин Венедиктович.

Заремба понял, что планы его рушатся. Константин Венедиктович занимал ответственный пост в госкомитете в Москве и в настоящее время отдыхал в лучшем санатории Южноморска. Капитолина Платоновна прилагала неимоверные усилия, чтобы затащить его в гости. И надо же было случиться, что он, наконец, осчастливил их именно в этот вечер...

– Конечно, Капочка, буду!
– не колеблясь, принял решение Фадей Борисович. Впрочем, решение было принято женой.

Он тут же попросил секретаря разыскать Боржанского, на худой конец Анегина. Но те уже ушли с фабрики, а дома их еще не было. Зарембе очень не хотелось оставлять Баринову без опеки, однако ничего не мог поделать.

Когда она приехала с вокзала, Фадей Борисович рассыпался в извинениях, что не имеет возможности проводить ее в дом отдыха. Но уверил, что там встретят и обеспечат всем необходимым - указания даны.

Его подвезли домой. На прощанье Заремба сказал:

– Не беспокойтесь, Флора Юрьевна, вас доставят в полном порядке.
– Он похлопал по плечу шофера: - На Витюню можно положиться. Он же завтра утром и приедет за вами...

...Машина влилась в уличный поток.

– Наверное, любите с ветерком?
– спросила девушка у шофера, ожидая услышать положительный ответ: водители любят, когда им доверяют.

– У нас месячник безопасности движения, - хмыкнул тот.

– Только поэтому?
– лукаво посмотрела на него Баринова.

Витюня помолчал, усмехнулся.

– Знаете такую поговорку: быстро поедешь - тихо понесут?

– А-а, - протянула с улыбкой девушка.
– Вот почему Фадей Борисович сказал, что моя жизнь в надежных руках...

– Постараемся, - кивнул Виктор и замолк.

Вскоре выехали за город.

"Молчун", - подумала Баринова. Шофер и по дороге на вокзал и обратно говорил не очень охотно. Она исподтишка разглядывала его коренастую фигуру. На правой руке, на пальцах, было вытатуировано "Витюня" (на фаланге среднего уместили две буквы - ТЮ).

– Из Москвы, значит?
– неожиданно спросил шофер.

– Нет, из областного телевидения.

– А у нас на фабрике болтают, мол, приехали московские киношники. Он мотнул головой, цыкнул уголком губ: - Ну, дают! Слышали звон...

– Разочарованы, что не из самой столицы?

Виктор бросил на нее быстрый взгляд:

– Одеты по-столичному. Тут москвичей навалом гуляет по набережной. Не отличишь.

– А я действительно только что из Москвы. Училась там, ВГИК закончила...

– С чем его едят, этот ВГИК?

– Неужели не слыхали?
– искренне удивилась девушка, несколько даже обидевшись за такой знаменитый вуз.
– Всесоюзный государственный институт кинематографии.

– На кого же там обучают?

– Я, например, окончила сценарный факультет. Но, чтобы писать киносценарии, надо, по-моему, сначала узнать жизнь. Без опыта, без наблюдений ничего путного не сделаешь... Думала поехать на стройки Сибири или в Тюмень. Но предложили на телевидение...

– Без знания жизни - никуда, - согласился Виктор.
– А еще на кого учат в вашем ВГИКе?

– На актеров.

– Хо!
– вырвалось у шофера.
– Что же, и Боярский, и Мордюкова, и Чурсина тоже там учились? .

– Но не все они из ВГИКа... В общем, многие наши студенты становятся звездами... Еще есть факультет операторов, киноведческий, - стала перечислять Баринова, однако водителя это уже, видимо, не интересовало.

– Смоктуновского люблю, - признался он.
– Сила! "Гамлета" раз пять смотрел - и все мурашки по коже.
– Он задумался, потом повторил: - Сила мужик. Наповал!

– Еще бы! Грандиозный!
– подхватила девушка.
– Я считаю, по-настоящему его открыл Козинцев. Так же, как Феллини - Джульетту Мазину, а в свое время Жан Кокто сделал Жана Маре, - загорелась было она, но, заметив, что шофер стал тускнеть от этих имен, которые ему ничего не говорили, спохватилась: - Неинтересно?

– О кино всегда интересно... Я так понял: артиста, который подходит по душе режиссеру, он будет в каждую свою картину толкать... Моя мамаша, к примеру, блины только из гречишной муки ладит. Пшеничная, говорит, не то...