Прокурор

– В общем, - не ответив на вопрос, глухо произнес Владимир Харитонович, - Марина Антоновна... Покончила с собой...

– Как?.. Когда?..
– Измайлов опустился на кушетку.

– Ты же знаешь, она уволилась, улетела к дочери, к Альбине. И на следующий день ее там нашли... В сарае повесилась...

У Измайлова перехватило горло.

– Захар, Захар!
– громко позвал Владимир Харитонович, подумав, наверное, что тот положил трубку.

– Слышу, - глухо отозвался Измайлов.
– Прямо как обухом по голове...

Евдокия Назаровна, которая сидела в комнате со штопкой в руках, внимательно смотрела на сына.

– Записку оставила. Альбина показала мне. Пишет, что запуталась...

– В чем запуталась? Что говорит Альбина?

Звонок Авдеева - как гром среди ясного неба.

– Перед смертью она всю ночь говорила с Альбиной. Плакала. Рассказала о тебе... Оказывается, Альбина впервые узнала, кто ее настоящий отец...

– Ну и как? Я могу с ней увидеться?

– Не время сейчас, Захар. Поверь мне, не время... Она тоже спрашивала, где ты и что. По-моему, хотела встретиться. Я отсоветовал. Пока.

– Зря, - в сердцах произнес Измайлов.

– Может, и зря. Хотя я думаю, сейчас бы не надо...

– Это наше с ней дело, - резко произнес Захар Петрович. И тут же пожалел: Владимир Харитонович действовал, наверное, из лучших побуждений.

Авдеев снова вздохнул:

– Поздно говорить. Завтра утром улетят домой.

– Адрес оставила?

– Да. Скажу честно, хорошая дочь у тебя. И мальчишка отличный. Внук. Между прочим, Петя. Редкое теперь в городе имя... К нам не собираешься?

– Дня через два.

– Расскажу подробности.

Попрощались невесело.

Захар Петрович долго сидел не шевелясь. Какая-то тяжесть опустилась на плечи. Сколько бы ни выпало неприятностей на его долю по вине Марины, все же ее смерть потрясла Измайлова.

Он вспомнил Марину такой, какой увидел тогда, в поезде. Крашенные хной редкие волосы, стоптанные туфли...

"Запуталась, - промелькнули в голове слова Авдеева.
– Действительно, у нее был какой-то обреченный вид. Или это мне теперь так кажется?"

– Захарушка, чего зажурился?
– негромко спросила мать.
– Плохие вести?

– Да, - признался он.
– Помнишь Марину?

– Дубровскую, что ли? Медсестру, за которой ты ухлестывал?

– Ее, - подтвердил Захар Петрович, удивляясь памяти Евдокии Назаровны.
– Повесилась...

– Повесилась...

– Господи!
– испуганно откликнулась мать.
– Чего же она так, родимая? Я думала, ты о ней забыл... Никогда при мне не вспоминал...

– Я действительно забыл...

– А чего вдруг объявилась?
– осторожно выспрашивала мать.

– Ох, мама, тут такое...

И Захара Петровича прорвало. Он выложил все: как встретил Марину в поезде, про день ее рождения и о том, что заварилось, когда он остался ночевать в ее квартире, и, наконец, известие о дочери и внуке, о которых Измайлов и не догадывался...

– Значит, Галина из-за этого?..
– пытливо посмотрела Евдокия Назаровна в глаза сыну.

– Да, - коротко ответил он.

Его удивило то спокойствие, с каким мать реагировала на сообщение об Альбине и внуке.

– Вон оно что, - думая о чем-то своем, произнесла Евдокия Назаровна.

– Недаром у меня сердце болело за тебя. Материнское сердце все чует...

– Теперь видишь?
– сказал Захар Петрович, словно извиняясь за то, что был угрюм, малоразговорчив, что не мог рассказать всего сразу.

– Хорошо, что открылся. Я ждала. Знаешь, Захар, держать в себе нехорошо. Ты уж лучше не молчи. Впрочем, - махнула она рукой, - отцовская порода. Петр тоже всегда при себе свои горести держал. Ходил сам не свой, а мне оставалось только догадываться... Значит, у тебя есть внучек, Петенька?
– Евдокия Назаровна улыбнулась.
– Имя как у прадеда. А что, хороший у нас был отец. Добрый, ласковый. Помнишь?

– Очень даже хорошо.

– Зря сердишься на этого... Владимира Харитоновича, - серьезно сказала она сыну.
– Сам подумай, какая у вас нынче встреча получилась бы? Мать схоронила, да еще после такой кончины... Отойдет маленько, тогда другое дело...

* * *

В первое утро в доме отдыха "Зеленый берег" Флора Баринова проснулась чуть свет. Море отливало жемчугом. Девушка не удержалась, надела купальный костюм и пошла к морю.

Девушка искупалась, растерлась полотенцем и, бодрая, свежая, вышла из коттеджа на прогулку по территории дома отдыха. Обитатели уже пробудились.

– Доброе утро!
– еще издали поздоровался с Бариновой Крутояров.

Он приблизился к ней немного подпрыгивающей походкой, в той же соломенной шляпе и тенниске.

– Здравствуйте, Гаврила Ионыч, - вежливо откликнулась девушка, протягивая ему руку.

Он улыбнулся ей доброй улыбкой и поинтересовался, как спалось.

– Отлично! Как в раю!
– ответила Баринова.

– У нас так, - довольно произнес Крутояров и пошел с ней рядом, оценив, наверное, накануне способность девушки уметь слушать.

Директор дома отдыха, как успела заметить Баринова, любил рассказывать. А для какого рассказчика не нужен хороший слушатель?

– Много у вас отдыхает народу?
– поинтересовалась Флора.

– Человек пятьдесят. Можно сказать, почти все семьями. Да, спохватился он, - завтракаем в восемь.
– Крутояров глянул на часы: - Стало быть, полчаса у нас имеется. Подадут вам в коттедж.

– Зачем?
– воспротивилась девушка.
– Наоборот, мне интересно со всеми.

– Со всеми, - повторил Крутояров.
– Я тоже так считаю: на миру и кушать приятно, и аппетит прибавляется.

Флора отметила про себя, что решение ее завтракать в общей столовой понравилось Гавриле Ионовичу.

– Не понимаю, зачем Фадей Борисович ввел моду кормить в коттеджах? покачал головой Крутояров.
– Перед рабочими неудобно, да и нам лишние хлопоты. До вас в этом домике отдыхал заместитель директора зорянского завода. Вы даже себе представить не можете, как мы с ним нянчились.

– Почему?
– полюбопытствовала Баринова.

– То плов узбекский закажет, то кавказские хинкали, то "Псоу" ему подавай. А где возьмешь это вино? Пришлось в Сухуми лететь за вином... Нянчились, как с малым ребенком. А все знаете отчего?