Промышленный НЭП

Один из членов коллегии, пожилой человек с аскетичным лицом, поднял руку:

— Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кто подтверждал эти цифры? Не сами ли директора заводов, заинтересованные в положительных результатах?

— Все данные проверены комиссией Госплана и Наркомфина, — ответил я, ожидавший подобного вопроса. — В состав комиссии специально включили представителей, скептически настроенных к нашему эксперименту. Вот заключение, подписанное товарищем Куйбышевым.

Я передал документ Орджоникидзе, который внимательно изучил печати и подписи.

— Не придраться, — удовлетворенно хмыкнул он. — Что ж, переходим к обсуждению. Какие проблемы выявились за эти три месяца?

Этот вопрос позволил мне перейти к сложностям, с которыми столкнулся эксперимент:

— Проблемы условно делятся на три категории. Первая — сопротивление части руководства предприятий. Не все директора готовы брать на себя дополнительную ответственность, привыкли работать по указке сверху. На Нижнетагильском комбинате пришлось заменить двух начальников цехов, которые саботировали внедрение системы материального стимулирования.

— Кадровые перестановки дело привычное, — кивнул Серго. — Что еще?

— Вторая категория — бюрократические препоны. Госснаб, например, отказывается признавать договоры прямых поставок между нашими предприятиями, требует оформления стандартных нарядов. Это сводит на нет всю оперативность новой системы.

— С этим разберемся, — Орджоникидзе сделал пометку в блокноте. — Дальше?

— Третья проблема — неподготовленность кадров. Инженеры и экономисты не умеют работать в условиях хозрасчета, не знают, как рассчитывать себестоимость, как вести учет по новым формам. Приходится организовывать ускоренные курсы обучения.

Вознесенский дополнил:

— Мы разработали программу подготовки экономистов новой формации. Уже обучили более трехсот специалистов. Но этого недостаточно, если эксперимент будет расширяться.

Орджоникидзе ударил ладонью по столу, прерывая шепот, расходившийся по кабинету:

— Результаты впечатляющие, товарищи! Думаю, настало время расширить эксперимент на другие предприятия наркомата. Леонид Иванович, подготовьте предложения по следующей группе заводов, которые можно включить в программу.

— Сколько предприятий, Серго Орджоникидзе? — спросил я, уже прикидывая масштаб работы.

— Двадцать пять, — решительно ответил нарком. — По пять от каждого главка. Пора переходить от эксперимента к системному внедрению.

Это превосходило мои самые смелые ожидания. С двенадцати предприятий сразу к тридцати семи!

— Но сначала, — продолжил Орджоникидзе, — нужно представить результаты товарищу Сталину. Подготовьте доклад, самый лаконичный, но с конкретными цифрами. Иосиф Виссарионович не любит водянистых отчетов.

— Когда представлять доклад? — уточнил я.

— Через неделю. Сталин дал согласие выслушать информацию о результатах первого этапа. Учтите, решение о дальнейшей судьбе эксперимента будет зависеть от этого доклада.

После совещания мы с Вознесенским вышли в приемную. Молодой экономист сиял от удовольствия:

— Тридцать семь предприятий, Леонид Иванович! Это же прорыв! Если и здесь получим такие же результаты, никто не сможет остановить распространение новой модели на всю промышленность.

— Не торопитесь, Николай Алексеевич, — остудил я его пыл. — Впереди доклад Сталину, а это испытание посерьезнее любых цифр и диаграмм.

В коридоре нас нагнал один из членов коллегии, скептически настроенный пожилой человек:

— Товарищ Краснов, признаю, результаты впечатляют. Но помните, эти успехи могут вскружить голову. Не отрывайтесь от принципиальных основ социалистической экономики. Многие в партийном руководстве наблюдают за вашим экспериментом с настороженностью.

Его предупреждение прозвучало почти дружелюбно, но в глазах читался холодный расчет человека, привыкшего выживать в постоянно меняющейся политической обстановке.

— Благодарю за откровенность, — ответил я. — Наша цель не пересмотр основ, а повышение эффективности социалистического хозяйства. Будем рады видеть вас на экспериментальных предприятиях, чтобы убедиться в этом лично.

— Непременно воспользуюсь приглашением, — криво улыбнулся он и, коротко кивнув, удалился.

— Кто этот товарищ? — тихо спросил Вознесенский.

— Черепанов, старый большевик, член коллегии наркомата. Держится в тени, но имеет обширные связи в аппарате ЦК. За внешней настороженностью скрывается трезвый ум. Прислушивайтесь к таким людям, Николай Алексеевич, они помогают видеть подводные камни.

Холодный декабрьский воздух ударил в лицо, когда мы вышли из здания. Москва готовилась к наступающему 1932 году.

Институт экономики имени Карла Маркса располагался в бывшем особняке промышленника Рябушинского, двухэтажном здании с мезонином, украшенном лепниной и колоннами. Совсем рядом с моим полусекретным танковым КБ. Теперь роскошные интерьеры превратились в аскетичные кабинеты и лаборатории, где молодая советская экономическая наука искала новые пути развития.

Наша лаборатория занимала весь третий этаж мезонина, просторное помещение с высокими потолками и огромными окнами. Стены увешаны диаграммами, графиками, таблицами.

Вдоль стен тянулись стеллажи с папками документов, отчетами предприятий, статистическими сборниками. В центре большой стол для совещаний, вокруг которого сгрудились молодые экономисты, инженеры, статистики.

Вознесенский, назначенный научным руководителем лаборатории, собрал под своим началом удивительную команду. Молодые выпускники экономических вузов соседствовали со старыми специалистами, получившими образование еще при царе.

Бухгалтеры-практики работали рядом с теоретиками-математиками. Такое сочетание рождало необычные идеи и подходы.

— Товарищи! — обратился я к коллективу, войдя в лабораторию. — Только что на коллегии наркомата тяжелой промышленности принято решение о расширении нашего эксперимента. Готовимся к включению еще двадцати пяти предприятий.

По комнате пронесся возбужденный гул. Вознесенский, стоявший у доски с какой-то сложной формулой, просиял:

— Это признание успеха! Наши расчеты подтвердились на практике.

— Не торопитесь с выводами, Николай Алексеевич, — остудил я его пыл. — Через неделю нам предстоит доклад товарищу Сталину. От него зависит дальнейшая судьба эксперимента.