Промышленный НЭП
Шрифт:
— Товарищи, — спокойно ответил я, — давайте вспомним, как Ленин определял новую экономическую политику. «Государственный капитализм при диктатуре пролетариата», вот его формулировка. Владимир Ильич прекрасно понимал необходимость использования экономических механизмов для построения социализма.
— Но НЭП был вынужденным отступлением! — возразил Кандинский. — Временной тактической мерой в условиях разрухи. Сейчас же мы строим социализм по плану, идем в наступление по всему фронту.
— Совершенно верно, — согласился я. — Именно поэтому мы и говорим о «промышленном НЭПе», а не о возврате к двадцатым годам. Мы сохраняем государственную
— Стимулы? — скептически хмыкнул Осипов. — Вы имеете в виду материальную заинтересованность? Это прямой путь к мелкобуржуазному перерождению рабочего класса!
— Позвольте не согласиться, товарищ Осипов, — я подался вперед, говоря твердо и уверенно. — Ленин писал: «От каждого по способностям, каждому по труду». Мы лишь создаем механизм, обеспечивающий справедливое вознаграждение за качественный труд. Разве это противоречит марксизму?
— В теории, может, и не противоречит, — вмешался Дорохов. — Но на практике ваш «внутренний рынок» разрушает единую систему планирования. Предприятия начнут ориентироваться на собственную выгоду, а не на общегосударственные интересы.
— Именно поэтому мы сохраняем двухуровневую систему показателей, — парировал я. — Обязательные плановые задания остаются незыблемыми. Никаких отклонений, никаких компромиссов. Но в рамках этих заданий предприятия получают оперативную самостоятельность.
Кандинский задумчиво потер переносицу.
— Тогда возникает другой вопрос. Если ваш эксперимент окажется успешным, не поставит ли это под сомнение всю централизованную модель управления? Не приведет ли к требованиям большей автономии от директоров, не создаст ли почву для антипартийных настроений?
Вопрос был острым, задевал самую суть противоречий между экономической целесообразностью и политическим контролем.
— Напротив, товарищ Кандинский, — ответил я, выбирая каждое слово с предельной осторожностью. — Успех эксперимента лишь укрепит партийное руководство, подняв его на качественно новый уровень. Вместо мелочной опеки и административного нажима стратегическое управление экономикой. Разве это не более достойная роль для партии?
— Звучит красиво, — проворчал Осипов, — но я все равно вижу в вашей концепции шаг назад, к рыночной стихии. А ведь мы столько сил потратили, чтобы преодолеть эту стихию, создать плановую экономику!
— Товарищ Осипов, — я посмотрел ему прямо в глаза, — давайте взглянем на реальное положение дел. На многих предприятиях низкая производительность труда, высокая себестоимость, плохое качество продукции. Рабочие не заинтересованы в результатах своего труда, директора озабочены лишь валовыми показателями. Разве это нормально? Разве так должен работать социализм?
Мои слова заставили собеседников задуматься. Осипов нахмурился, но промолчал. Кандинский покачал головой, признавая справедливость замечания. Дорохов что-то записал в блокнот.
— Цель нашего эксперимента, — продолжил я, — не подорвать плановую экономику, а сделать ее более эффективной, более гибкой, более способной реализовать преимущества социализма. Мы не меняем базис, государственную собственность на средства производства, но совершенствуем надстройку, методы управления и стимулирования.
— И все же, — настаивал Кандинский, — в партийных кругах растет обеспокоенность. Некоторые товарищи
готовят обращение в ЦК с критикой вашего эксперимента.— Это их право, — спокойно ответил я. — Но напомню, что эксперимент санкционирован постановлением Совета Труда и Обороны №487, подписанным лично товарищем Сталиным. А результаты первого месяца превзошли все ожидания. На экспериментальных предприятиях производительность выросла в среднем на двадцать шесть процентов, себестоимость снизилась на одиннадцать процентов.
— Цифры могут обманывать, — скептически заметил Дорохов. — Возможно, мы видим лишь кратковременный эффект, а долгосрочные последствия окажутся негативными.
— Именно поэтому мы и называем это экспериментом, — согласился я. — Вскоре мы проведем всесторонний анализ, сравним результаты экспериментальных предприятий с контрольной группой. И только тогда будем принимать решение о дальнейшей судьбе «промышленного НЭПа».
— Звучит разумно, — неохотно признал Кандинский. — Но учтите, Леонид Иванович, мы будем внимательно следить за ходом эксперимента. Любые отклонения от социалистических принципов, любые попытки реставрации капиталистических отношений будут немедленно пресечены.
— Я рассчитываю на вашу бдительность, товарищи, — с легкой иронией ответил я. — Более того, приглашаю вас лично посетить наши экспериментальные предприятия, увидеть своими глазами, как работает новая система. Уверен, реальные результаты развеют ваши опасения лучше любых теоретических дискуссий.
Разговор продолжался еще около часа. Мои оппоненты задавали острые вопросы, я отвечал, используя марксистскую терминологию, апеллируя к ленинским цитатам, демонстрируя глубокое знание теории. Постепенно напряжение спадало, дискуссия становилась более конструктивной.
Наконец, мы расстались с некоторым взаимопониманием. Кандинский и Осипов остались на своих позициях, но согласились не начинать активной кампании против эксперимента до получения первых официальных результатов. Дорохов, самый молодой из троицы, проявил наибольший интерес, попросив дополнительные материалы для изучения.
Выйдя из особняка на Пречистенке, я вдохнул холодный воздух. Редкие фонари отбрасывали желтые пятна света на тротуар.
У ворот меня ждал автомобиль. За рулем сидел молчаливый Степан, а на заднем сиденье Мышкин.
— Ну как, Леонид Иванович? — спросил он, когда я сел в машину. — Удалось найти общий язык с ортодоксами?
— Временное перемирие, Алексей Григорьевич, — ответил я, устало потирая переносицу. — Но это лишь начало большой борьбы. Что нового у вас?
Автомобиль тронулся, медленно двигаясь по заснеженной улице. Мышкин достал из внутреннего кармана небольшой блокнот.
— Донесения от наших информаторов подтверждают, что в партийных кругах готовится кампания против «промышленного НЭПа». Главный аргумент — идеологическая несовместимость с генеральной линией партии.
— Кто конкретно за этим стоит?
— Группа работников аппарата ЦК во главе с Шкирятовым. Есть поддержка от некоторых членов Политбюро, точных данных нет, но скорее всего Каганович. Активно привлекают теоретиков для обоснования критики.
— А что с нашими предприятиями? Есть признаки саботажа?
— Пока только в Ленинграде, на Путиловском. Местный партком блокирует внедрение системы премирования, ссылаясь на необходимость дополнительных согласований. Но директор Марков держится молодцом, апеллирует напрямую к Кирову.