Пропавшая невеста 2

— Да нет же, — горячо возразила она, и выставила вперед руку с запекшейся на месте укуса кровью, — я не смогла справиться даже с таким.

— Дай себе время. Я чувствую твой дар. Он на месте, просто устал.

— И сколько мне ждать? День, два, год?

— Вот этого я не знаю, — Дарий развел руками, — Просто жди. Отдыхай

— Какой тогда от меня толк? Я бесполезная!

— Кто сказал такую глупость?

Доминика подскочила на койке, только сейчас заметив в адоваре темноволосого незнакомого мужчину. Он стоял у стола и флегматично крутил в руках ту самую, пыльную бутылку, а когда обернулся, яркие глаза сверкнули янтарем.

* * *

— Кхассер, простите. Я не заметила вас, — она неуверенно поднялась, но он жестом остановил, приказывая сесть обратно.

Сам подошел и опустился на койку рядом с Дарием.

— Меня зовут Аксель.

— Это я вас лечила…Там.

Он просто кивнул:

— До меня дошли слухи, что ты предсказала этот прорыв.

Ника смутилась:

— Я не предсказательница, просто почувствовала что-то.

— Расскажи…

Кое-как она объяснила то, что уловила магическим зрением в тот день. Про линии жизни, пронизывающие землю, и про то, как ощущалась пустота чужеродного присутствия.

Аксель внимательно слушал, не перебивая и не задавая вопросов, только в конце кивнул и скупо похвалил.

— Молодец.

— Молодец? — сморщилась Доминика, будто ей пощечину отвесили, — да я людей подвела, отправила на верную гибель. Если бы не я…

Кхассер остановил ее взглядом и строго произнес:

— Рой шел на лагерь, а вы его сбили и отвлекли, заставив выйти на поверхность раньше времени. Если бы они добрались до своей цели, жертв было бы намного больше, поверь мне. У тебя очень полезный дар, и я надеюсь, что ты будешь и впредь помогать, находить вторженцев до того, как они доберутся до лагеря.

— Впредь? — воскликнула Доминика.

Это что же, темноволосый кхассер хочет, чтобы она заново прошла через весь этот ад? Ее ужас был так очевиден, что Аксель нахмурился.

— Уверен, Доминика будет помогать, — вместо нее ответил Дарий, — день-другой и будет как огурчик.

— Хорошо. Ждем.

Кхассер пожал целителю руку, кивнул сгорбившейся Нике и ушел.

— Ну что, выпускница гимназии, готова к свершениям? Или хочешь домой?

— Хочу, — кивнула она, — но не уеду.

Разве можно уехать? Сидеть где-то в деревенском лазарете, когда здесь такое!

— Вот и молодец, — он потрепал ее по щеке, — ты научишься с этим жить.

Доминика его уверенности не разделяла, но спорить не стала, только произнесла монотонно:

— Мне нужно смыть грязь.

— Купальня целителей в твоем полном распоряжении.

— Вы залечите мне колено и руку?

— Нет, девочка. Сама.

— А если у меня не получится?

— Куда ж ты денешься?

После мытья стало чуточку легче. Она сменила одежду на чистую, мягкой холстиной обмотала волосы и вернулась в адовар.

Спать больше не хотелось, зато проснулся голод. Сильный до тошноты. Завтрак уже давно прошел, а ждать до обеда — не хватило терпения, поэтому Доминика отправилась в ту часть лагеря, где над кострами колдовали повара. На вертелах крутились туши оленей, в больших ямах, выложенных камнем, запекались пресные лепешки, а над котелками витал такой аромат, что желудок нетерпеливо урчал.

Ей выдали тарелку горячей, дымящейся похлёбки, ломоть черного ноздрястого хлеба и большую ложку. Пристроившись на перевернутом ящике, Доминика неспешно ела, наблюдая за тем, как работали шустрые помощницы. Они ловко чистили овощи и драили грязную посуду, смеялись и щебетали, обсуждая всякие глупости. Кому кто нравится, кому кто улыбнулся и в чьем шатре, кто проснулся этим утром.

Вертихвостки!

Ника поражалась, как они могут заниматься такими глупостями, когда гибнут люди. Недоумевала, слушая как воины шумели и смеялись, вместо того чтобы горевать о соратниках.

Ей самой было так плохо, что хотелось забиться в самую глубокую щель и сидеть, молча уставившись в одну точку, а лагерь продолжал жить, как ни в чем не бывало. Этого она не могла ни понять, ни принять. Поэтому, не доев до конца, поставила тарелку в кучу к грязной посуде и пошла обратно.

До самого вечера Ника просидела в шатре целителей. Вернее пролежала, старательно изображая спящую, когда внутрь заходил кто-то еще.

Она все пережёвывала, перетирала в голове те ужасные события. Изнывала от мыслей о том, что надо было сделать по-другому, быть подвижнее, выучить это дурацкое рассеяние силы. Стараться еще лучше, отдавать еще больше. Надо было…

— А ну-ка пойдем, — Орта буквально спихнула ее с кровати.

— Куда?

— В центр.

С улицы давно доносилась музыка и громкие голоса ночного лагеря.

— Не хочу.

— Идем!

Доминика и глазом моргнуть не успела, как ее вытащили из шатра, а потом, не позволив опомниться, буквально поволокли дальше.

— Я хочу спать!

— Там поспишь.

Орта усадила ее на мягкие подушки, сунула в руки стакан с легким плодовым вином, в котором плавали кусочки льда — непозволительная роскошь в такую жару, но благодаря ледяным магам доступная всем.

— Отдыхай.

Сбежать не было никакой возможности, поэтому Доминика откинулась на плетеную спинку и уныло помотала содержимое стакана. Лед неспешно потрескивал и бился о стеклянные стенки, а само вино на вкус было слегка кисловатым.

Возле главных костров лагеря, как всегда, кипела жизнь.

— Как они могут веселиться? — горько прошептала Доминика, — после всего, что случилось.

— Те, кто погиб, не хотели бы чтобы остальные тратили свое время на скорбь. — Орта развела руками, — право на жизнь андракийцы зарабатывают своей кровью.

— Это чудовищно.

— Таковы наши обычаи. Эти танцы — дань уважения тем, кто погиб, защищая лагерь.

Музыка стала еще громче и оборвалась на самой яркой ноте, чтобы спустя несколько мгновений зазвучать совсем иначе. Пронзительные аккорды и ритм барабанов, в этот раз наполнили сердце не привычным стыдом, а трепетом. Тоской и болью, которые требовали выхода.

Ника шмыгнула носом и тут же почувствовала, как Орта тянет ее за рукав:

— Иди.

— Ты что…

— Иди. Сегодня тебе это нужно больше, чем всем остальным. Не думай, просто чувствуй. Позволь себе это и станет легче. Поверь.

И неожиданно для самой себя Доминика сдалась. Скинула обувь, как в тумане развязала шнуровку на груди, и платье серым облаком упало к ее ногам. У нее не было такой повязки, как у остальных, поэтому она осталась в тонкой нательной рубашке, едва прикрывающей стройные бедра. Не сомневаясь и ничего не видя вокруг, она шагнула на мягкий, прогретый за день песок и подошла так близко к костру, что жар от него поднимался по коже.