Пропавшая невеста 2

— Отпусти! — шипела она, пытаясь сползти с плеча.

Он слегка подкинул, поправляя, придавил сильнее свою строптивую ношу и отправился дальше.

* * *

Не обращая внимания на гневное ворчание, Кхассер откинул полог и зашел в прохладный полумрак своего адовара. Внутри едва заметно тлели сферы — по прибытию он не успел ими заняться и сразу отправился на поиски Доминики. Было прохладно.

— А ну-ка поставь меня! Лохматый ты котяра! — бушевала Ника.

Она даже била его кулаками по спине, только что от этого толку? Что этому здоровенному зверю ее кулаки? Не страшнее комариного укуса.

Но с плеча скинул, тут же поймав и бережно поставив на ноги.

— Я свободна, Брейр. Слышишь? Свободна! Вспомни об этом, когда снова захочешь продемонстрировать свои варварские замашки, — в сердцах оттолкнула от себя его руки, но кхассер тут же притянул ее обратно.

В янтаре горел неутолимый голод:

— Ты моя.

Она рассмеялась, дразня мужчину своим снисходительным смехом.

— Моя, — повторил с нажимом.

— С чего такие фантазии, кхассер? — Отблески в синих глазах были похожи на таинственное мерцание звезд на вечернем небосводе, — по-твоему я бежала из Вейсмора, чтобы по первому зову вернуться?

— Разве ты этого не хочешь?

Слова больно кольнули в межреберье. Ей не хватало сурового края, замка на берегу реки и тихого домика в лесу. Место, которое она начала считать своим домом, отпечаталось глубоко в сердце и манило обратно.

— Мне нечего там делать, — пренебрежительно сморщилась, — когда придет время покидать лагерь, я отправлюсь в Андер. Это мое право.

Брейр злился. Собственное бессилие раздражало гораздо больше, чем ее упрямство. Поэтому, невзирая на протест, обхватил за талию, оторвал от земли и в два шага отказался возле широкой кровати, заправленной мягкими шкурами.

— Хватит! Прекрати таскать меня как игрушку! — Ника уперлась ему в плечи. Теперь, когда она стояла на матрасе, их рост был одинаковым.

— Никаких игр, целительница.

Он ухватился за подол легкой рубахи и дернул, разрывая ее от низ и до самой горловины.

— Да что ж ты творишь-то!

Попыталась поймать, расползающиеся в стороны края, но он перехватил ее руки, вынуждая остановиться.

— Не надо.

— Брейр! — возмутилась Ника. Голос дрожал, щеки пылали, сердце билось непонятно где.

— Не надо, — шепотом.

Она замерла, не в силах противиться тому, что видела в пылающем янтаре. Там столько всего было намешано, что не разобрать. От лютой тоски, до адского нетерпения. Все его эмоции, как на ладони. Живые, открытые, принадлежавшие только ей.

Он провел ладонью по щеке. Мучительно медленно очертил большим пальцем контур мягких губ, нежный абрис лица, едва касаясь кончиками пальцев, спустился по шее к пульсирующей впадинке между тонкими ключицами.

Сейчас, когда на их запястьях не осталось серых нитей, все ощущалось по-другому. Ярче, острее. Словно до этого все было укрыто полупрозрачной пеленой, а теперь ее сдернули, обнажая не только тела, но и то, что скрывалось внутри.

— Моя, — тихим шепотом, не веря сам себе. Не понимая, за какие такие заслуги Иль-Шид подарила ему пару.

— Перебьешься! — Ника явно не разделяла его трепета и продолжала брыкаться, хотя он слышал, как неистово бьется дикое сердце, жадно втягивал воздух, наполненный запахом ее желания, видел, как отчаянно закусывала губы, чтобы сдержать стон, рвущийся на волю от каждого его прикосновения.

И чем больше на сопротивлялась, тем желаннее становилась. Наконец-таки освободившейся из заточения зверь урчал и был готов повалиться на спину и подставить ей мягкое, беззащитное брюхо. Млел, не понимая, почему они медлят. Для него не существовало ни проблем, ни сомнений, он просто ликовал, ощущая ту целостность, которой всегда не хватало.

Снаружи все так же дышала древняя музыка Андракиса. Все так же пьяня, она звучала в унисон с их диким пульсом. Танец жизни продолжался, не отпуская из своих объятий.

— Я не твоя, кхассер, — словно одурманенная повторила Доминика.

— А теперь? — он губами прошелся по обнажённой груди, смял ее, выбивая очередной стон. Спустился ниже и, встав на колени, прижался горячими губами к животу.

В памяти все еще стоял сладковато-горький запах румянницы. Хотелось наказать. Довести до исступления, так чтобы голос от криков сорвала и имя свое забыла.

— Ни за что, — против воли зарылась ладонями в короткие русые волосы и прикрыла глаза. Слишком слабая, чтобы сказать решительное нет…

Брейр уронил ее на мягкие подушки. Она знала, что не уйдет и не остановит его, а он не отпустит. Знала, с того самого момента как почувствовала наглое прикосновение у костра. Все это время она так отчаянно в нем нуждалась! Рядом с ним было не так больно и не так страшно. Рядом с ним снова хотелось жить и верить в свои силы.

Он перехватил ее руки и прижал к подушке за головой.

— Все еще хочешь уйти? — в голосе рычание. Во взгляде черный огонь.

— Просто люби меня, — прошептала она, — сегодня я больше ничего не хочу. Сделай так, чтобы я забыла обо всем остальном. Забери мою боль, пожалуйста.

Она сама потянулась к нему, подставляя губы для поцелуев и с жадностью отвечая на них. Выгибаясь, в беспамятстве повторяя его имя и царапая мужские плечи. Сильно, до крови, не жалея, оставляя свои метки, еще не понимая, что он и так принадлежит только ей.

Сегодня она была дикой. Сегодня в ее крови пульсировало сердце Андракиса.

* * *

Утром Ника проснулась первой. Боясь пошевелиться и разбудить спящего рядом мужчину, она лежала, подсунув ладонь под щеку, и рассматривала его. Во время сна он выглядел спокойным и умиротворенным, исчезла хмурая складка между бровей, и губы не были поджаты в жесткую линию. Красивый, аж руки чесались от желания прикоснуться.

Не желая подвергаться соблазну, она тихо выскользнула из-под одеяла и осмотрелась в поисках вещей. Сандалии остались где-то у костров, вместе с остальной одеждой, на полу только рубашка. Рваная!

Этот кхассер готов все разодрать в клочья — и одежду, и сердце. Но Ника на такие жертвы была не готова. Рубашку можно и другую сшить, а вот новое сердце взять неоткуда. Оно и так после прошлого раза покрыто шрамами вдоль и поперек, и болит.

Справедливо решив, что раз он порвал не одежду, то она в праве забрать его, Доминика взяла с лавки серую простую рубаху, накинула ее на плечи и бесшумно выскользнула на улицу. Руки полностью утонули в рукавах — пришлось закатывать, а подол почти доставал до колен. Если не присматриваться, то вполне можно принять за платье… хотя кого она пыталась обмануть? Каждый, кто попадался навстречу прекрасно понимал, что она босая, растрепанная, в мужской рубашке на голое тело возвращалась после шальной ночи.