Пророчество ведьм или тайна одной татуировки

– Это не жертва, Поднор. Со мной пришла внучка могучей колдуньи и свидетель страшного преступления. Об этом мы и хотим поговорить.

– А жертва тогда где? Или вы с пустыми руками? Да с чего вы взяли, что я за просто так с зеленой ведьмой и мелким бесом трепаться буду, информацию выкладывать? Вы за кого меня держите? Туза за мелкую шестерку?

Анчут залепетал какие-то оправдания, безуспешно пытаясь задобрить все больше и больше распаляющегося злостью крысиного короля.

Но Поднор его не слушал. Он впился своими красными глазами в Нину. Мышей в подвале все прибывало. Пол почти полностью скрылся под шевелящейся, отвратительно попискивающей массой. Крысиный король постепенно надвигался на них. Анчут попятился. Нина оцепенела, не в силах оторвать взгляд от горящих голодным адским пламенем глаз крысиного короля. Коленки ее ослабли, по спине струился холодной пот. Она хотела закричать, но не смогла даже открыть рот. Наверное, так чувствует себя кролик, загипнотизированный удавом.

Вдруг девушку толкнул в сторону огромный черный котище. Он прыгнул вперед из-за ее спины. Мыши брызнули из-под его лап. Крысиный король отпрянул. Огромный кот выпустил когти и хищно ощерился. Шерсть на его загривке топорщилась дыбом, хвост раздулся до невероятного размера. Глаза сверкали зеленым огнем. Крысиный король отступил.

– Это не жертва тебе, Поднор. Мы пришли поговорить по-хорошему. Нам не нужны проблемы и тебе они не нужны. Поверь, – заговорил кот голосом Варгана.

Нина вздрогнула, оцепенение спало. Вряд ли в ее состоянии можно было удивиться еще больше, но тем не менее она изумленно уставилась на кота.

– Вот это встреча, Варган. Давненько мы не виделись. Впрочем, оно и к лучшему. Редко поводы для наших встреч были приятными, – настороженно заговорил Поднор, – так что на этот раз? Зачем звали?

– Так вышло, что мы оказались свидетелями страшных преступлений против ведьм в этом мире. И чтобы понять, что к чему, мы хотим найти сына одной из них.

– Маловато подробностей.

– Может и маловато, но больше я и сам не знаю. Во времена большой войны, когда сюда, на небольшой клочок земли, сгоняли жить тысячи евреев – была среди них сильная ведьма-травница с сыном. Можешь ты расспросить своих слуг и рассказать нам, что случилось с ней и с ее ребенком?

Крысиный король ничего не ответили и опять посмотрел на Нину.

– Так, все же… что это за девчушка с вами? Чую в ней силу затаившуюся, только не пойму какую. Вас-то двоих я давно знаю, а ее вижу в первый раз. По чем мне знать, что при ней говорить можно, а что нет? Кто за тебя из подземного мира поручиться может, а, девонька?

Нина молчала не зная, что на это ответить и страстно жалея, что вообще впуталась в эту авантюру. Больше всего на свете ей хотелось оказаться сейчас на верху, на свежем воздухе, подальше от этой мерзкой крысы.

– Из подземного мира ее Копша знает, – нашелся друг Варган, – он ей и подарочек подарил.

– Что за подарочек? – заинтересовался вдруг Поднор – Никогда не слыхал, что б хранитель подземных кладов просто так свое добро раздаривал…

– Зеркальце…зеркальце он мне подарил, – наконец-то жалобным голоском вступила в беседу и Нина. – Если хотите, я и показать вам могу, оно у меня с собой…

– Конечно, хотим, че ж не поглядеть, – согласился Поднор.

Нина сняла с плеча рюкзак, во внутреннем кармашке нащупала зеркальце. Достала безделушку и продемонстрировала Поднору. Тот внимательно посмотрел на подарок Копши, лежащий у девушки на ладони. Помолчал.

– Хороший подарок сделал тебе Копша, вот уж не знаю за что, да и не мое это дело. Хотели знать правду? Что ж… Я покажу вам. Посмотри в свое зеркало, ведьма!

Нина повернула зеркало отражающей поверхностью к себе. Как и тогда на кладбище, зеркало вдруг ярко засветилось, резкая ослепляющая боль ударила ее по глазам. Бомба в голове взорвалась второй раз и яркий свет сменился полной темнотой. Через несколько минут зрение начало возвращаться, Нина увидела барак, плотно набитый чумазыми оборванными людьми…

…В помещении темно и очень холодно. Остывает печка буржуйка – угля давали мало, его еле хватало на то, чтоб приготовить еду и вскипятить воду, про полноценный обогрев помещения не могло быть и речи, свечей не выдавали вовсе.

Нары в два этажа густо облеплены людьми: спины, животы, головы располагаются повсюду, кажется, будто даже в несколько слоев. Народ сидит и на каких-то ящиках, на кучах тряпья, просто на полу. Людей так много, что некуда ступить. Кто с треском почесывается, кто храпит, кто переговаривается вполголоса.

Между нар загустел, как желе, запах болезней и смерти. Смерть здесь ждала каждого – таилась в нем самом или ходила совсем рядом, пылью ложилась на одежду, воздухом проникала в легкие. Смерть была вездесуща – хитрее, умнее и могущественнее любой, даже самой сильной, воли к жизни, душила на корню все надежды и чаяния.

Немолодая женщина сидит на каком-то узле с одеждой и баюкает на коленях завернутого в серую рваную телогрейку мальчика лет пяти. Глаза мальчика закрыты, черты лица тонкие, нежные, кожа как будто прозрачная. На белом, как бумага, лице выделяются только чернота вокруг глаз и бледно-синие губы.

Мальчик не шевелится и не дышит, женщина покачивает на руках маленькое, легкое как пушинка тело. Смотрит сухими невидящими глазами в пустоту и тихим голосом поет мёртвому сыну колыбельную:

Сумрак душен. Гол чердак.

Крыт соломой ветхий дом.

Без пелёнок мальчик спит,

Ходит люлька под крюком.

Стонет люлька. Гол чердак.

А в углу застыл паук –

Он бедою нашей сыт,

Он наткал нам много мук.

Хоп, хоп, мальчик мой,

Горе ткёт он, злой паук!

Нина закричала от ужаса. Страшный нечеловеческий крик вырвался из ее груди. Мир вокруг нее переполнился тоской и, оказавшись не в состоянии удержать в себе такое горе, зазвенел и лопнул. Реальность покрылась сеточкой трещин и осыпалась вниз мелкими осколками.

Пришла в себя на бетонном полу подвала. Она сидела, свернувшись калачиком, поджимая колени к подбородку, всхлипывала и тонко подвывала. По щекам из-под плотно закрытых от страха глаз пробивались слезы и тонкими мокрыми дорожками сбегали по щекам на шею и дальше под воротник. Варган подхватил ее на руки и вынес на улицу, на яркий солнечный свет. Посадил на скамейку.

Нина постепенно успокаивалась и приходила в себя. Зашмыгала носом и хотела вытереть ладонями лицо и только тогда заметила, что в правой руке по-прежнему зажато зеркальце, подарок Копши. Девушка поднесла его к глазам, стекло оказалось разбито. От взмаха ее руки оно осыпалось на землю мелкими осколками. Нина разжала побелевшие пальцы и на землю упала пустая оправа, тихонько звякнув металлом о неровный асфальт. Варган с Анчутом молчали, потрясенно глядя на нее.

– Сына у бабы Веры нет. Он умер в гетто в детском возрасте, – только и смогла сказать она. Уточняющих вопросов никто не задал, все было понятно и так.