Прощайте, сожаления!
Шрифт:
– Но какие поразительные выводы следуют из применения этой теории к российской истории! Почти весь двадцатый век с его революциями и войнами был для России фазой надлома, а падением коммунистического режима ознаменовалось наступление инерционной фазы. Гумилёв умер в самом начале её и успел оставить прогноз о том, что в ближайшей перспективе Россию ждёт "золотой век", то есть инерционная фаза. Что это означает, видно на примере древнеримской истории. Для Древнего Рима "золотым" считается второй век нашей эры, когда правила императорская династия Антонинов. Но уже начало инерционной фазы Древнего Рима в первом веке нашей эры, когда после гражданских войн к власти пришла первая императорская династия Юлиев-Клавдиев, историки называют временем моральной смерти римского общества. Граждане Рима тогда начали быстро превращаться в люмпенов, не способных быть ни воинами, ни работниками. Не ту же картину
– Вы слишком сгущаете краски...
– Если бы! Даже если не вспоминать о коррупции во власти, сколько других диких историй происходит вокруг! Я знаю девушку, которую сверстницы решили за что-то покарать и подговорили парней изнасиловать её, причём и сами присутствовали при этом. Я знаю старуху, которую вынуждают продать дачу в черте города, потому что руководство в её садоводческом товариществе захватили дельцы-полубандиты, вознамерившиеся превратить дачные земли в дорогой коттеджный посёлок, и никто против них пикнуть не смеет. Недавно мне рассказали, как на улице, прилюдно, целая группа мужиков насмерть забила какого-то несчастного и никто не вступился за него. И меня самого, неугодного начальству, однажды уволили с работы по решению собрания коллектива. Видя всё это, я думаю, что ужасы тридцать седьмого года ещё могут вернуться. Это подтверждается историей Древнего Рима, в которой "золотой век" сменился эпохами кровавых смут, дворцовых переворотов, "солдатских" императоров и варварских нашествий.
Каморин заметил, что лицо отца Игоря стал холодным и недовольным, как если бы услышанное покоробило его.
– Я не могу согласиться с таким историческим пессимизмом, - сказал священник.
– В вашей схеме вы вместе с Гумилёвым забыли о главном - о душе. Если сам Бог не лишил человека свободы воли, то кто может сделать это? Поле борьбы с грехом и всяческим злом - душа каждого человека. И в этой борьбе каждый может проявить героизм или хотя бы стойкость. Поэтому крах Древнего Рима не обрекает нас на такую же трагическую судьбу, но только служит предостережением, напоминанием о необходимости не поддаваться греху и злу.
Отец Игорь сделал паузу как бы в ожидании возражений, но Каморин промолчал. Лицо священника смягчилось, и он продолжал:
– Ну а потом, какой же практический вывод может следовать из этой теории? Вы же не обратитесь к матери, ухаживающей за младенцем, или к молодой паре, собирающейся вступить в брак, с пророчеством о гибели их потомства! Любой, кому вы скажете о неминуемом угасании его народа, подумает, что имеет дело с безумцем! Самый обычный, простой человек своим бесхитростным умом поймёт, что в этой пассионарной теории что-то не так, и, разумеется, будет прав! Потому что апостол Павел сказал: "Немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков". Мы не можем знать и свою собственную судьбу, так где уж нам предсказывать судьбы народов! В наших силах только молиться и уповать на Бога!
– Всё-таки один практический вывод можно сделать, - уже без прежней горячности возразил Каморин.
– Мы на самом деле слабы морально и материально. Государство - едва ли не единственная оболочка, которая держит всю нашу расползающуюся массу. И потому его нужно укрепить на разумных основаниях. В этом я противник либералов, которые из нашей слабости делают вывод о том, что нам нужно склониться и разоружиться перед Западом. Но Запад нас растопчет, расчленит, если у нас не будет сильного государства.
– А я не считаю, что мы слабы. Уверен: если, не приведи Бог, повторится нашествие двунадесяти языков, то в кровопролитных битвах мы снова одержим славные победы и в конце концов возьмём иноземные столицы.
– Вы думаете, нынешние россияне способны на это? Откуда взяться силе духа у людей, привыкших склоняться перед властью и насилием?
– Это вековая загадка. Но исторический факт налицо: крепостная Россия победила передовую Францию во главе с её великим вождём. Быть может, ответ на этот вопрос нашёл Пушкин. Он в эпиграфе к одной из глав "Евгения Онегина" привёл слова Петрарки: "Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно".
– Но здесь подразумевался, конечно, климат, не столько физический, сколько нравственный, с такими явлениями, как прогоны сквозь строй со шпицрутенами в царской армии и расстрелы перед строем в армии советской. Вполне естественно не дорожить жизнью, которая тягостна и страшна!
– Это верно. Однако ошибочно думать, что в основе воинских подвигов россиян только террор, а наши герои - лишь самоубийцы, которым не терпелось расстаться с жизнью. Быть может, здесь не обойтись без еретического, "неполиткорректного", почти запретного понятия - "русский
патриотизм". Говорить о котором было совершенно непозволительно в советское время, как не принято и сейчас. Все привыкли к тому, что "русским" может быть только национализм, а патриотизм признавался у нас прежде только "советский", как сейчас признаётся лишь "российский". Хотя истинную цену "советскому" патриотизму мы увидели во многих местах, например в Сумгаите. Тогда как русский патриотизм самым ясным образом проявился в тысячах подвигов в годы войны, а в наши дни - в событиях в Крыму и на Донбассе. Вообще наша история показывает примеры чудесного спасения в самых тяжких испытаниях. Россия уже столько раз воскресала, как феникс, из пепла. Что, кстати, не противоречит и пассионарной теории: Гумилёв пишет о том, что на стадии обскурации этнос может пережить пассионарный толчок и возрождение. Так из погибшей Киевской Руси родилось Московское царство.– Но на другой этнической основе!
– Почему? Русские и украинцы - один народ.
– Нет, мы и внешне отличаемся, и языки наши сильно разнятся. На чрезвычайной близости русского и украинского настаивают русские, знающие украинский только по так называемому "суржику" - пограничному диалекту из смеси двух языков. Литературный украинский язык сильно полонизирован и ближе к польскому, чем к русскому. Украинские заимствования из польского - это слова, обозначающие самые значимые, дорогие понятия для каждого человека, его самые глубокие переживания. Например, украинские эквиваленты для русских слов "любить", "видеть" и "работать" - это заимствованные из польского "кохати", "бачити" и "працювати". Если вы попытаетесь читать на польском, то ничего не поймёте, тогда как украинцы легко читают польские тексты. Я помню, что ещё в советское время у моих знакомых украинок были популярны польские журналы. Русский язык ближе, пожалуй, к болгарскому, чем к украинскому. Если вы попробуете читать болгарскую газету, то вполне поймёте общий смысл большинства статей.
– Это и неудивительно. Ведь церковнославянский язык, который так сильно повлиял на нашу литературу и живую речь, сложился на основе древнеболгарского. Но только с болгарами у нас общей судьбы нет, а с украинцами, верю, будет. Потому что исторически Украина принадлежит к русскому миру. Во всяком случае, её значительная часть. Вы разве не видите, что пассионарный толчок в нашем этносе уже начался? Поистине народное движение за собирание русского мира возникло в Крыму и на Донбассе "снизу". В Крыму за много лет до "крымской весны", в девяностые и "нулевые", люди стояли возле железнодорожной колеи и махали руками вслед поездам, уходившим в Россию. Самое удивительное явление наших дней - сопротивление Новороссии, Донбасса. Тамошних жителей в их большинстве и русскими-то не считают, признают их в лучшем случае лишь "русскоязычным", и ничего им не обещают, и тем не менее вопреки всякому здравому смыслу, ценой неисчислимых жертв они с оружием в руках сопротивляются насильственному отторжению от русского мира.
– Ваша идея о пассионарном толчке в Новороссии как начале нового этапа русского этногенеза интересна и небесспорна. Где мы и где Донбасс... Хотя после монгольского завоевания Древней Руси национальное возрождение началось на её окраине - вокруг Москвы. Но только не смущает ли вас то обстоятельство, что в отечественной истории все периоды подъёма и расцвета оказываются почему-то очень непродолжительными? После Владимира Святославича и Ярослава Мудрого, создавших Киевскую Русь, - междоусобные распри вплоть до монгольского нашествия. После объединителя Руси вокруг Москвы Ивана Третьего - безумный деспот Иван Грозный, разорением страны подготовивший Смутное время. После Петра Великого - его ничтожные наследники... Сколько раз наши предки в одночасье отрекались от славных достижений прошлого, а зачастую даже и от памяти о нём! Вы знаете, конечно, слова Василия Розанова об Октябрьском перевороте: "Русь слиняла в два дня". А спустя семь десятилетий так же бездумно и безоглядно мы отказались от Советского Союза...
– Советского режима не жаль, а вот единую страну надо было сохранить...
– И ведь столь же круто, безжалостно наши предки отрекались от своего прошлого и в самом начале своей истории. Владимир Святославич сначала насаждал культ Перуна и других языческих богов, которым повелел приносить человеческие жертвы, а затем решил креститься и приказал сбросить в Днепр все ещё вчера столь чтимые изваяния. После чего наш народ так основательно забыл о главе языческого пантеона громовержце Перуне, что никаких фольклорных сказаний о нём до нас не дошло. И о других божествах древних славян сохранились лишь немногие упоминания, например в "Повести о полку Игореве". Тогда как предки многих других народов оставили потомкам подробнейшие языческие мифологии.