Прощайте, сожаления!
Шрифт:
– Я представляю газету "Оржицкая новь", - начал Каморин.
– Да, я уже понял это, - нетерпеливо перебил его Енютин. Мне Застровцев звонил вчера и предупредил о вашем визите. Он сказал, что вы будете писать о Наумове.
– Расскажите о нём, пожалуйста.
– Василий Григорьевич наш лучший механизатор. В этом году на уборке озимой пшеницы он уже намолотил двадцать восемь тысяч центнеров. Проводит в поле весь световой день, несмотря на свой немолодой возраст. Подаёт хороший пример остальным. Вы же понимаете, как это важно: убрать "озимку" возможно скорее! Каждый день задержки - это потеря половины центнера зерна на каждом гектаре.
– А средняя урожайность у вас какая?
– В этом году - тридцать два центнера.
– Земли у вас, кажется, немного?
– Ну это как сказать... Полторы тысячи гектаров. Из них триста под овощами. Нам хватает. В бывшем совхозе, нынешнем СПК, земли под "озимкой" больше, чем у нас, а собирают зерна из года в год меньше нас.
– За счёт чего выигрываете?
– За счёт людей прежде всего. К нам пришли лучшие из бывшего совхоза. Кстати, я сам был там директором. А десять лет назад решил, что организацию и оплату труда работников бывшего совхоза, преобразованного к тому времени в СПК, или сельскохозяйственный производственный кооператив, необходимо перестроить на новых основаниях. Предлагал это на собраниях коллектива и не был поддержан. Тогда я ушёл, не видя возможности руководить хозяйством, падающим из года в год. Моему примеру последовали три десятка сторонников, вместе с которыми я организовал ООО "Лубновское".
– Что же конкретно вы предлагали коллективу и что сделали, когда стали директором нового хозяйства?
– Я предлагал и на практике внедрил систему, при которой руководитель определяет зарплату подчинённым индивидуально. Ведь в сельском хозяйстве различия между отдельными работниками заметны особенно. К примеру, два тракториста только на первый взгляд пашут одинаково. У кого-то пахота выходит глубже, лучшего качества. Кто-то может вспахать больше, но хуже, соответственно и получить должен меньше. Такие нюансы существуют, что их не предусмотришь ни в каких нормах. Вот почему мы применяем часовые расценки с повышающими коэффициентами, благодаря которым зарплата хорошего работника может увеличиваться на триста процентов. В результате мы высокими заработками переманили у соседей лучших работников. Таких, как тот же Наумов. Вот характерная деталь: он ещё в девяностые годы после срочной службы остался в армии по контракту и дослужился до старшины. То есть и там он себя хорошо проявил. Старшина роты - это что-то значит! А в начале "нулевых" он вернулся на родину и сразу к нам. У нас он тоже вроде старшины: является звеньевым в механизированном звене.
– Наверно, вы можете позволить себе платить работникам больше ещё и потому, что у вас меньше накладные расходы?
– Да, отчасти. У СПК контора в кирпичном здании, а у меня, как видите, в старом строительном вагончике. И управленцев у меня в разы меньше...
Каморин машинально взглянул на часы: четверть десятого. Пожалуй, разговор с директором пора было завершать. Услышанного от него вполне хватало для вводки к материалу о Наумове. Основная информация должна быть в виде репортажа с поля или просто зарисовки этого самого Наумова.
– Как бы мне встретиться с вашим механизатором...
– Сейчас я позвоню бригадиру. Иван Георгиевич отвезёт вас на ток, туда с полей приходят зерновозы. И оттуда в кабине зерновоза поедете прямо на то поле, где сейчас работает Наумов.
Когда Енютин по телефону кратко приказал своему бригадиру подъехать, Каморин поднялся, чтобы подождать машину возле вагончика, не отнимая больше времени у директора. Уже у двери он услышал насмешливые слова:
– Вы нас не очень-то хвалите в газете, а то похвала выйдет нам боком...
Каморин обернулся, и с его губ непроизвольно сорвался вопрос:
– Чего вы опасаетесь?
– Ну вы же понимаете, что после выборов власть в районе будет новая и сразу начнёт менять флаги на банях...
– усмехнулся Енютин.
– Даром, что ли, от вас ушли почти все сотрудники?
Каморин
молча вышел, неприятно поражённый ехидной выходкой Енютина. Очевидно, директор намекал на предстоящий разгон нынешней редакции "районки" и на то, что от неё из осторожности всем лучше держаться подальше. Это, к сожалению, очень походило на правду, хотя и странно было слышать такое от человека, сидящего в дальнем хуторе. Впрочем, Енютин в районе всю жизнь живёт и всех здесь знает, вхож во все районные кабинеты, а потому должен хорошо представлять будущее развитие событий... Тогда как чужому для всех журналисту-горожанину остаётся лишь разгадывать намёки и догадываться по сомнительным приметам, вроде перешёптывания старушек Барахвостовой и Сологубовой, замолкающих при его появлении. Не о предстоящем ли разгроме "районки" они шепчутся?..Сразу за порогом вагончика зной ударил ему в лицо и горячей волной охватил его тело, как если бы он очутился возле открытого очага. Перед ним до горизонта простирались поля ещё не скошенной пшеницы, ограниченные кое-где тёмными линиями лесополос. Через пшеничное поле уходила вдаль просёлочная дорога, по которой должен был приехать за ним бригадир. Но пока она была пуста. Зато дальние лесополосы казались надвигающимся воинством, усиливая упорно не оставлявшее его предчувствие беды. "Бирнамский лес пошел на Дунсинан", - подумал он, криво усмехнувшись.
Ему хотелось найти в своей тревоге забавную сторону. В сущности, это было не так трудно. Пусть сменится районное начальство и редакцию "Оржицкой нови" разгонят - ну и что? Просто в очередной раз он вынужден будет искать другую работу, только и всего! Это же не повод для трагических переживаний! Настоящая беда - это событие совсем другого масштаба...
Нет, дело было в другом. Предстоящая потеря работы усиливала его всегдашнее ощущение неблагополучия своей жизни. Это было для него чем-то вроде давней, застарелой боли. Каждый день его подспудно точила мысль о том, что вот уже полвека прожито, а ничего не достигнуто, и сейчас он со своей гипертонией и ненадёжной работой вроде свечи на ветру...
Наконец к Каморину подкатила старенькая "Нива" канареечного цвета. Бригадир Иван Георгиевич оказался мужиком крупного сложения, приблизительно его лет, с хмурым взглядом. Он вылез из машины, показав своё солидное брюхо, которое распирало рубашку небесного цвета и вываливалось поверх ремня, державшего камуфляжные штаны. Мельком взглянув на Каморина и пробурчав приветствие, он зашёл в вагончик, через минуту вышел и бросил небрежно:
– Садитесь.
Почему-то Каморину захотелось разговорить своего нелюбезного спутника. Благо тема для разговора имелась самая актуальная.
– Как думаете, кто победит на районных выборах?
– Думаю, Жоголев, - ответил бригадир не раздумывая.
– Он так популярен?
– Если кого-то из местного начальства наши селяне уважают, так это его в первую очередь.
– А за что?
– Ну хотя бы за то, что через него, руководителя районного отдела сельского хозяйства, идут дотации. Вот, например, наши соседи из СПК "Лубновского" получили в этом году десять миллионов из бюджетов разных уровней.
– Я в "Оржицкой нови" недавно и с Жоголевым почти не пересекался. Только видел его раза два и слышал однажды, как он говорит. Трудно его запомнить. С виду - типичный серый чиновник: невысокий, узкогрудый, в очках, и говорит невыразительно, скучно - мямлит...
– Ну да. Чиновник. А кто должен быть во главе района? Яркая личность? Блестящий оратор? Таких в районе сроду не видали. Не нужен здесь гений среди удобрений. А уж проходимец Костерин, который лишь корчит из себя идейного борца с коррупцией и кумовством, не нужен и подавно. Говорят, он в райцентре многих обаял, но селяне сразу его раскусили, потому как немало уже повидали разных жуликов, что пытаются за гроши забрать урожай или землю. Костерин - это Надильный районного масштаба.
– Вы против перемен?