Проще, чем анатомия

Разговоры прервал глухой разрыв, от которого, казалось, вздрогнул натянутый полог. Потом еще, и еще один. Вроде далеко, да не разберешь. Все смолкли, прислушиваясь.

– Сегодня как будто ближе, - заметил Кошкин и зачем-то застегнул ворот на оба крючка.
– Черт его поймет, такое ощущение, что ближе. И не вовремя.

– Что, - нахмурившись, спросил Астахов, - давно спать не дают?

– Спать тебе и так не придется.
– Кошкин бросил осторожный взгляд куда-то себе за плечо, в ту сторону, откуда вновь и вновь глухо долетали разрывы.

– До вас тут половины народа не хватало! Но ты понимаешь, братец, дело такое, зацепились мы как будто крепко. Ну, все прибывшие о том говорят. К канонаде привыкли. Ведь немец, гад, всю войну расписал по часам. Обстрел всегда в одно и то же время начинает. Хотел бы я знать, чего его сейчас-то припекло? Да и нас передвинули, не далеко, но от фронта...

Кошкин еще добавил, что неприятель войну ведет, будто колбасой торгует, раньше положенного лавочку не откроет и перерыв на обед сделает обязательно. Жаль только, на переучет, зараза такая, не закрывается. Но шутил напряженно, улыбался натянуто. Гервер подхватил полушутливый тон разговора и сохраняя все тот же невозмутимый вид, заверил всех, что наша артиллерия эту вражескую лавочку непременно закроет, и то, что от противника останется, можно будет смело списывать в утиль. На этом ужин с беседой и кончились. Кошкин слегка приободрился и напоследок успел отпустить пару комплиментов поварихе Анне Тимофеевне. Хвалил ужин, хотя казалось бы, чего в нем такого, каша и каша.

После ужина последовала команда: закончить развертывание. Снаружи было уже темно, упала в какие-то полчаса быстрая южная ночь. Легко ориентируясь среди утонувших в темноте палаток, машин и не до конца вырытых укрытий, Ермолаев привел Раису в палатку, где развертывали перевязочную.

– Это операционно-перевязочный взвод, - пояснил он, - но и людей некомплект, и половина взвода в арьергандном медпункте. Так что пока и это на нас.

Здесь, под пологом, снаружи не видно, горел керосиновый фонарь, внутрь заносили последние ящики, перевязочные столы и автоклав уже стояли. Обустраивали перевязочную человек десять, девушки-сестры и двое санитаров, которые носили ящики. Все работали быстро, привычно, без единого лишнего вопроса.

“Как на корабле”, - подумалось Раисе. Действительно, чем-то напоминает команду на борту, каждый точно знает, что должен делать.

На глазах Раисы ящики превращались в столики для инструментов и материалов, а разный цвет скоб на замках, оказывается, означал разное содержимое. Инструменты одним цветом, аптека другим, вот как оно устроено! Курносая, круглолицая девушка, младший сержант, чем-то похожая на Мухину, доложила, что инструменты, медикаменты и перевязочный материал на месте, автоклав установлен.

– Вижу, - коротко отвечал Ермолаев.
– По местам теперь, быстро заканчиваем и по команде - отбой. Товарищ, - он чуть сбился, похоже, забыв Раисину фамилию, - товарищ старший сержант. На вас пока автоклав, умеете с ним? Второй комплект инструментов должен быть готов.

Раиса чуть было не обиделась. Это ее, фельдшера с семилетним стажем будут спрашивать, знает ли она, как стерилизовать инструменты и с техникой управляться? Но тут же укорила себя: Ермолаев ее пару часов назад увидел, а на ногах небось с рассвета, минуты нет свободной. Вон, на правой щеке три царапины подряд, не иначе как на ощупь брился. Откуда ему знать, где Раиса раньше работала?

Она взялась за дело. Внутрь еще продолжали что-то заносить. Появились из отдельной укладки два стерилизатора с прикрепленными бумажками с надписью “стерильно”. Один комплект чистого инструмента привезли с собой. Казалось, при таком спешном переезде суета должна быть страшная, но все шло четко и быстро. Ермолаев с блокнотом в руках, вытащив из-за отворота пилотки карандаш, отмечал по списку: “Столы - развернуты, инструменты - выложены, перевязочный материал - на месте”.

– Петренко, примуса заправлены?

– Заправлены, порядок, - доложила хлопотавшая у столов сержант.

– Иглы запасные где от них? На месте?
– узнав, что на месте, Ермолаев с явным облегчением вздохнул. Оказалось, что такая мелочь, как иголка для примуса - страшно редкая на войне вещь и не ровен час потеряешь!

Наконец, перевязочная была готова, Ермолаев отправил девушек заниматься соседней палаткой и обернулся к Раисе, которой теперь досталось следить за автоклавом.

– С правилами и методами сортировки знакомы?

– Не очень, - призналась она.
– На курсах было, перед войной… Но помню плохо.

– Понятно. Шоковые - в шоковую. Умеете шок определять?
– и, не дожидаясь ответа, продолжил, - Все полостные, все со жгутами - на шок подозрительны. Слабый быстрый пульс, бледность, холодный пот, полусознание - шок.

Раиса сразу вспомнила про давление, которое у шоковых тоже очень характерно меняется, но Ермолаев только головой качнул:

– Нечем мерять. С прошлой бомбежки нечем, последний аппарат треснул. Только по пульсу и общему состоянию. И запомните главное - тяжелые никогда не кричат. Если кричит и ругается, значит силы есть. Без шока жгуты, зажимы в ране, полостные - марка О-1, операционная, первая очередь, - Ермолаев указал на стопки разноцветных картонных квадратиков на одном из столов.

– Переломы, крупные раны - вот тут только опыт. Вы где до войны работали? В хирургии? Это хорошо, но тут будет то, чего ни в одной гражданской больнице не было. Кто хорошо иммобилизован и в удовлетворительном состоянии - эвакуация, Э-1. Остальные - Э-2. Легкораненые, с хорошими повязками, если ходить-стрелять могут - в команду выздоравливающих, иначе - Э-2. Что непонятно - спрашивайте, первую сортировку вдвоем делаем. Здесь, в дивизии, оперируем только тех, кто от дальнейшей транспортировки затяжелеет. Сбившиеся повязки, сбившиеся шины - П-1 или П-2, в перевязочную, по состоянию раненого...

Полог палатки колыхнулся и внутрь тяжелой походкой вошел сам командир. Ермолаев тут же подобрался и вздернув ладонь к непокрытой голове, пилотку он оставил на столе рядом с блокнотом, начал торопливо докладывать, что развертывание перевязочной закончено. Денисенко не стал его поправлять, только рукой махнул:

– Закончено - добре. Всей завтрашней смене отбой. Поглядим еще, сколько нам спать дадут. Напоминаю, Романов с арьергандной частью медпункта должен с рассветом подъехать, значит, прямо до рассвета раненых повезут.

Пришлось еще дождаться, пока отработает автоклав. Над палатками висела черная южная ночь, без луны, но с россыпью звезд, крупных как соль.

– Погода плохая, - Ермолаев поежился, - летная. А мы с маскировкой не успели. Пойдемте, я вас провожу. Девчата там живут, их палатка за можжевельниками, слева от кухни.

В темноте он ориентировался свободно, не иначе, видел как кошка. Раиса ступала осторожно, больше всего боясь свалиться впотьмах в одну из вырытых щелей.

– Вас все-таки по отчеству как?
– спросил Ермолаев, слегка смущенный.
– Никак к званиям не привыкну.