Противостояние
Шрифт:
– Ну, вы сказали, что не требуется?
– зевнул Маклай.
– Да, - ответил Берг, - но все же. Вы и вправду готовы, Маклай, драться со своими соотечественниками? Вы ведь шотландец по происхождению.
– Я ингриец, - поморщился маршал.
– Я бы вам все же дал совет, ваше высокопревосходительство, проговорил Берг, повернувшись к Оладьину.
– Спасибо, - буркнул Оладьин.
– Я вам тоже дам совет. Сходите в музей.
– Что?
– Белобрысый Берг тупо вылупился на президента.
– В музей гроссмейстерского замка, - пояснил Оладьин.
– Там есть одна очень интересная комната, где в семнадцатом сидел под
Президент нажал кнопку вызова охраны. Когда министра вывели, глаза всех присутствующих вновь устремились на циферблат. Там уже была одна минута первого.
– Сейчас начнется, - процедил Спиридонович. В комнате снова повисла тишина, только минутная стрелка пощелкивала через положенные промежутки времени. Когда часы показали десять минут первого, загремел телефон на столе у Оладьина. Адмирал схватил трубку, несколько минут слушал чью-то горячую речь, потом нажал на рычаг и произнес;
– Всё. Пересекают границу. В походном порядке. Идут на "студебеккерах" и "виллисах".
– Наши молчат?
– тут же спросил Алексей.
– Как рыбы, - буркнул Оладьин.
– Значит, через два-три часа их передовые части будут в Териоках, констатировал Маклай.
– Вы бы хоть патруль впереди пустили, чтобы какой-нибудь участковый полицейский сдуру стрелять не начал, - забеспокоился Алексей.
– Пустили, - буркнул Маклай.
– Километрах в десяти перед британцами наш мотовзвод идет, проверяет. Ближе нельзя. Тогда уже совсем неестественно получится. У нас же все-таки война.
– Под Сестрорецком все готово?
– снова занервничал Алексей.
– Да не волнуйтесь вы, - успокоил его Маклай.
– Пиротехника заложена. Солдаты расставлены. Изобразим натуральный бой.
– Главное, чтобы англичане на поражение стрелять не стали, - нахмурился Спиридонович.
– У наших тоже боекомплекты есть.
– Англичане предупреждены. Надеюсь, будет без эксцессов, - произнес Алексей.
– Сколько нам паясничать?
– недовольно процедил Маклай.
– Думаю, около трех суток, - пожал плечами Алексей.
– Пока они не пройдут Карелию и не достигнут Пскова. Если британцы войдут в Петербург и мы капитулируем, союзники не смогут не потребовать прекращения огня на советском фронте. А тогда Советская армия тоже рванет во весь опор, занимая нашу территорию. Черчилль просил, чтобы все понатуральнее было. Журналистов к передовой подвести, чтобы Сталину труднее было говорить, что союзники его предали.
– Он и так скажет, - махнул рукой Спиридонович.
– Пусть еще обоснует, зачем гробил людей, когда наше поражение уже было предопределено, - хмыкнул Маклай.
– Сейчас на советском фронте такое творится... Так они еще никогда не атаковали. Если хочешь разгрома врага, когда его Западный фронт трещит, не надо спешить. А вот если ясно, что его поражение неизбежно, а ты кладешь солдат тысячами, теряешь десятки танков и самолетов... Это уже политика, а не военное дело.
– А он и обосновывать ничего не будет, - пояснил Алексей.
– Тактика у него такая. Сторонники сами за него придумают, а противники все равно не поверят.
На президентском столе снова зазвонил телефон.
– Да, - рявкнул Оладьин в трубку и молча выслушал доклад.
Наконец он вернул трубку на место и произнес:
– Под Мурманском тоже всё по плану. Десант высаживается.
Англичане по-джентльменски затопили те баржи, которые мы им показали. Береговая артиллерия дала два залпа по пустым квадратам и подняла белый флаг. Авиация отбомбилась по соседнему, пустому пляжу. Сухопутные войска отступают.– Да уж, вот где странная война, - проворчал Маклай.
– Побольше бы войн были такими странными, - вздохнул Алексей.
– О чем вы говорите, господа?!
– всплеснул руками Спиридонович.
– Здесь такие события... Через несколько дней вся территория страны будет оккупирована иностранными войсками.
– Через несколько дней она перестанет выглядеть в глазах всего мира союзницей Гитлера, - поправил его Алексей.
В кабинет вошел секретарь и что-то проговорил на ухо Маклаю.
– Господа, - произнес Маклай, - американский десант высаживается под Петрозаводском.
– Пошли дела на лад, - потер руки Алексей.
* * *
Когда на Петербург опустилась ночь, та же четверка продолжала заседать в президентском кабинете. Приходили и уходили курьеры, раздавались звонки. Когда часы показали десять вечера, в кабинет вошел секретарь и доложил, что прибыл посол Германии и хочет вручить ноту министру иностранных дел. Алексей молча встал и направился в зал для приемов. Там в нетерпении переминался с ноги на ногу коротышка Штюм. Завидев Алексея, он вытянулся в струнку и произнес:
– Господин премьер-министр, где я могу найти господина Берга?
– Он в музее, - ответил Алексей.
– Извините, не понял, - вздрогнул Штюм.
– Он большой любитель истории, наш Отто, - пояснил Алексей, - особенно ее тевтонского периода. Ушел и не вернулся. Ноту можете передать мне.
Штюм передернул плечами, раскрыл папочку, которую держал в руках, начал читать:
– В связи с явной неготовностью правительства Северороссии отразить британо-американскую агрессию сообщаю вам, что правительство Германии приняло решение ввести свои войска на территорию Северороссии и Эстонии с целью оказать содействие вооруженным силам Северороссии в борьбе с общим врагом. Прошу вас пропустить войска вермахта, дать указание вашим частям содействовать размещению вермахта на вашей территории. Примите, господин министр, уверения в самом искреннем уважении. Министр-иностранных дел фон Риббентроп.
Штюм захлопнул папочку и произнес:
– Насколько я знаю, в настоящее время наши войска уже переходят границу. Через полчаса германский военный атташе прибудет в ваш генштаб для обсуждения плана совместных действий.
– Я уже знаю, - небрежно махнул рукой Алексей.
– Четверть часа назад мне доложили, что ваши войска попытались перейти границу и наши части открыли по ним огонь.
Посол от удивления выкатил глаза.
– Это надо немедленно прекратить!
– вскричал он.
– Прекратите агрессию, и мы прекратим огонь, - ответил Алексей.
– Ввод войск без соответствующего запроса со стороны нашего правительства мы расцениваем как объявление войны. Нота соответствующего содержания будет вручена нашим послом в Берлине вашему министру иностранных дел в ближайшие часы. Передайте господину Риббентропу мои уверения в искрением уважении.
Он повернулся и усталым шагом направился назад, к президентскому кабинету.
* * *
Необычайное напряжение царило в зале Думы. В полной тишине на трибуну поднялся Оладьин. Как всегда, упершись могучими руками в ее бортики, он произнес: