Провокатор

– Загоруйко, ага?
– Похмельно-мутноватая пелена поползла с глаз, и Ванюша увидел перед собой дощатую дверь, закрытую на амбарный замок.

Судорога надежды пробила измученные члены выпивохи. Лицевые мышцы слепились в подобие улыбки. Нетвердым, но верным шагом шагнул к заветной двери. Решительным движением скрутил косметическую преграду.

– Что ж ты, вражина, делаешь?
– закричала Любаша.

Однако вредитель уже вовсю хозяйничал в маленькой химической лаборатории. Там на столе стояли приборы, аппараты, колбы, на стене висели таблицы с формулами и портретик бородатого Д.И. Менделеева. Ваня нюхнул одну колбу, другую и наконец заметил под столиком странный аппарат, похожий на самогонный. Шланг из него опускался в бутыль литров на десять, где клубилась подозрительная свинцовая субстанция.

– Во! Профессор дает, - обрадовался сменщик, - а говорит: не употребляю, не употребляю! Сейчас мы десять капель в целительных целях.

– Ванюшечка, а может, не надо?
– высказала здравую мысль женщина. Все ж таки химия.

– Вся жопа синяя!
– мило хохотнул пьянчужка, опрокинув к лицу посудину в попытке выцедить лечебную дозу.

Тщетно - тяжелая мглистая субстанция гуляла в стеклянной оболочке, не желая ее покидать.

– Что за, мать моя, бутылка?!
– взревел Ванечка, встряхивая таинственный сосуд.
– Зараза, не идет! Ну, химия, в Бога, в душу!..

– Ой, брось ты это дело подсудное!
– всплеснула руками Любаша.

– Как? Бросить?!
– взъярился не на шутку. Но потом хохотнул: - Ха-ха, бросить! Точно! Я покажу, как издеваться над мирным человеком!
– И с этими словами, обхватив бутыль, точно бомбу, начал выбираться из домика.
– Все равно выдеру счастья! Я не я буду!

Сиреневые сумерки ниспадали с вечных небес. Багровел прощальный закат. Степь благоухала сладкой горечью полыни. Однако человеку на крыльце было не до красот божественного мироустройства. Подняв над бедовой головушкой стеклянный снаряд и такелажно крякнув, он от всей взбаламученной души шваркнул ненавистный предмет о все тот же металлический брус.

Крепкое литое стекло лопнуло, удовлетворяя оглушительным звоном вредителя. Потерев мозолистые ладони, утомленные неожиданной работой, пропойца исчез в домике. А над стеклянными сколками и металлическим брусом закипало необычное мглистое облачко. Оно быстро разрасталось, теряя плотность: становилось все больше и больше...

Наконец легкий степной ветерок колыхнул это странное газовое облако в сторону ангара. И оно поплыло туда, сливаясь с сумерками. И скоро через щели заплыло в ангар, так похожее на мифическое опасное чудовище, разбуженное человеческой беспечностью.

К сожалению, мы сами часто устраиваем себе же неприятности. Например, режем бритвой вены. И нет чтобы в горячей воде; то есть принимаешь ванну, покоишься в лазурной волне и начинаешь думать о вечности, кромсая лезвием запястья, и уходишь в мир иной быстро и безболезненно. А так - кровь сворачивается, и нет никакой возможности уйти в небо.

Девушка (пятая) всего этого не знала - и осталась мучиться жить. Я посетил ее в больнице; она, обескровленная и нежная, не обрадовалась, хотя я прибыл с букетом и фруктами. Одноклассница, как выяснилось, не любила фрукты.

– Уйди, - прошептала она.

– Почему?
– удивился я.
– Разве ты не любишь яблоки, апельсины, мандарины, груши...

– Не люблю, - подтвердила с ненавистью.

– А я люблю фрукты, - признался, - и твой минет, они напоминают мне лето.

– Н-н-ненавижу!
– нервничала.

– Лучше поработай губками и язычком, - пошутил я.

– Сделай себе и мне приятно.

– Я тебя убью... убью!..
– закричала истеричка на всю больницу.

Пришлось уйти от столь неряшливого, неприятного во всех отношениях разговора. А ведь могли покувыркаться на больничной койке, как прежде.

Прежде был мир и покой. Я ее любил, единственную и неповторимую. Я ее боготворил. Потом однажды выяснилось, она влюблена в физрука, красавчика и культуриста. Дурочка думала, что у него самый лучший и натренированный пенис, и решила попробовать его на зубок. Это она сделала в школьной раздевалке, не подозревая, что физрук поставил на нее, как на лошадь.

– Отсосет как миленькая, - сказал руководитель физкультуры.
– Спорим на ящик коньяка.

– Она честная девушка, - тешил себя очередной иллюзией.

И ошибся - пришлось покупать ящик армянского пятизвездочного напитка. Это обстоятельство меня взбесило, не люблю проигрывать, но я простил ее, похотливую сучь. Если бы не простил, быть ей в том безотказном квартете, обслуживающем моего приятеля Бо. И делала бы все, даже несмотря на камуфляжные порезы рук. Потому что, как правило, я выполняю все свои желания.

Теперь у меня (в год активного солнца) всего одно желание - не умереть. Сестричка умерла именно в такой год - год активного солнца.

Правда, она не ела черешню в неограниченном количестве. Чтобы жить, надо любить фрукты, и поэтому я жадно поглощал витаминизированные фруктовые шарики, когда снова пришел Бо.

Был возбужден, радостен, поправлял новый сюртучок клерка, скрипел импортной обувкой и энергично исповедовался в своих успехах: его перевели в Ящик, то есть на завод оборонной промышленности.

– В качестве кого?
– спросил я.
– Вредителя?

– Нэ, не вредителя, - с достоинством отвечал.
– Но юрисконсультанта.

– Да?
– изумился я.
– Крепко ж ты насолил Генштабу!

– В каком смысле?

– У тебя какое образование?

– Высшее...
– И уточнил, правдолюб: - Неоконченное. А что такое?
– И недовольно повернул бонапартистскую голову.

– Ты же расписываешься крестиком, - вспомнил я.

– Вот и неправда, Сашенька!
– обиделся будущий юрист.

– Ну-ка, будь добр!
– И подвинул к нему лист бумаги.

– Пожалуйста!
– И, выудив из карманчика вечное перо, старательно и независимо вывел +, туповато поглядел на крестик, чертыхнулся и снова: +. А-а-а-а-а!
– завопил и принялся, как в бреду, губить бумагу: + + + + + + + + + + + + + +, потом устал, сел, изнуренный и поверженный, долго смотрел перед собой, наконец изрек: - В данном случае все это не имеет ровным счетом никакого значения.

– Быть тебе Прокурором республики!
– И, сморкнувшись, обтер пальцы о фалду официантского смокинга-сюртука.

Когда-то, когда мы все жили, я мечтал стать официантом. И я даже знаю почему. Дело в том, что наша мама абсолютно не умела готовить пищу и отец был вынужден семимильными шагами делать офицерскую карьеру, чтобы обеспечить ежедневный безбедный поход семьи в ресторан.

Разве можно позабыть тот ресторанчик, висящий над морем "ласточкиным гнездом"? Море фрондировало внизу, в камнях, мы же воскресным семейством рассаживались за (своим) столиком, и я готовился к действу. Отец, грозно насупив брови, вопрошал всякий раз: