Провокатор
Шрифт:
И я увидел в его налитых кровью глазных яблоках четкие зрачки убийцы.
– Жаль, что умираешь, сын, - проговорил он.
– Интересные события грядут!
– И поправил командирскую портупею.
– Я знаю.
– Что?
– Что будет с ним?
– С кем?
– Моим братом Борисом.
Отец отшатнулся; присел надо мной, пожевал губами, набрякал тяжелой венозной кровью:
– Кто тебе сказал о брате?
– Алька. Ты говорил с мамой очень громко...
– Что?
– Диктаторские мышцы обмякли; неожиданно улыбнулся.
– Ошиблась Алька. Борька мне как сын, но настоящий
– Да.
– Ну что еще у тебя?
– Он торопился, защитник отечества.
– У меня просьба.
– Давай.
– Не звони, пожалуйста, в пять часов утра... в чужую квартиру...
– Ха!
– сказал маршал.
– Между прочим, квартиру тебе сделал я. Но если просишь, больше не буду звонить. Прощай.
– Прощай.
Сталактитовые ножи лопастей вертолета качнулись, поплыли по воздуху, ускоряя собственное вибромолотильное движение.
Я не поверил отцу. Как можно было верить тому, кто хотел взять власть над рабами любой ценой - даже ценой смерти собственного сына?
Я торопился закончить повесть и поэтому заснул в пять утра. И только уплыл в муть сна, как раздался дзинь-дзинь телефона. Я цапнул трубку и услышал визг П.А.:
– Ты что, с ума сошел?
– А в чем дело?
– Он еще спрашивает, подлец!.. Я вот стою на станции... По твоей милости... А дача целая!
– Дача?
– не понимаю.
– Какая дача?
– Моя, которая сгорела. Ты сказал, что она сгорела.
– А что, не сгорела?
– Не-е-ет!
– Поздравляю.
– Иди ты... идиот!
– Сам такой... кто в пять утра?..
– А у меня электрички не ходят.
– Прогуляйся.
– Двести километров.
– Лови такси.
– Издеваешься?.. У тебя есть машина, давай на машине...
Я аккуратно опускаю трубку; какой привязчивый тип этот П. А., совершенно голову потерял на двухсотом километре, я его туда не посылал, и поэтому никаких обязательств у меня перед ним нет, тем более драндулет отправлен в металлолом.
Но снова - дзинь-дзинь-дзинь.
– Да иди ты, - отвечаю в сердцах, - на двести первый километр!
– Куда?
– И узнаю родной голос жены.
– Ты?
– Я.
– Что случилось?
– Я хочу тебя видеть.
– Ну, что такое?
– Если я умру, ты не люби... никого...
– Дур-р-ра!
– умираю от крика.
– Что с тобой?!
– Ты никого не будешь больше любить, обещаешь?
– рыдает.
– Никого!
– рыдаю я.
– Прекрати все это, ради Бога...
– Поставь за нас свечку, - просит.
– Хорошо.
– Ты знаешь... церковь у рынка...
– Знаю... Прости меня.
– И ты меня прости.
– Я скоро буду, - говорю.
– Тебе принести что-нибудь?
– Ничего.
– Я принесу повесть, - шучу, - и фантастическую феерию, - шучу. Наконец родил двойню. Слово за тобой.
– Ой, я тогда точно не рожу, - шутит.
И мы оба и смеемся, и плачем.
Город с высоты птичьего полета. Он шумен, многолюден, празднично-трудолюбив, контрастен. Пластается на берегу экологически чистого океана. На одном из травяных островков возвышается Статуя Свободы, встречающая путников мира поднятой рукой, где зажат факел, похожий на гигантское мороженое в вафельном
стаканчике.В пятизвездочный отель входили две экзотические фигуры, они неряшливо ели мороженое, громко говорили по-русски, хохотали по-американски и были одеты, как техасские ковбои. Их встречала милая, чрезвычайно взволнованная девушка:
– Ваня! Любаша! Виктор Викторович пропал!
– И тута покою нету!
– в сердцах говорит "техаска".
– Он меня достал!
– говорит "техасец".
– И в раю ему не живется.
– Да помолчите вы!
– не выдерживает Виктория такого критического отношения к любимому человеку.
– Надо Коленьке звонить, - решает Любаша.
– И Николиньке.
– Уже. Сейчас будут.
– Слезы капают из влюбленных глаз.
– Я только на минутку за этим... за чизбургером. А он ушел и не предупредил. Разве так можно?
– Ой, и не говори, мужик - одно наказание, - признается Любаша. Никакой полезной пользы от них, одни убытки.
– Поговори у меня, - супится Ванюша, - герла!
– Цыц у меня, бой!
– И напяливает сомбреро по самые его ковбойские уши.
Тяжелое дыхание человека. Окропленное потом лицо. Ба! Да это же Загоруйко Виктор Викторович, ученый Божьей милостью. Неуемный практик куда-то взбирается по шершавой бетонной поверхности. За его спиной все тот же замызганный рюкзачок. Что за новое дело удумал он, скромный герой начала ХХI века?
* * *
В прекрасном и удобном номере отеля с видом на океан суматоха. Все друзья господина Загоруйко заняты поиском ответа на вопрос: где он?
– Ну куда его понесло, негодника?
– спрашивает Любаша.
– Все долляры на месте. А как тута без долляров?
– А может, болваны уже явились, - шутит Николь, - не запылились?
Шутку не принимают и чертыхаются, вспоминая ужасы прошлого приключения. В это время журналист выходит на балкон, с него открывается великолепный вид на океан и на малахитовые островки в нем...
– Ну конечно же!
– торжествует Ник от неожиданного озарения.
– Как я сразу не догадался!
– Что такое?
– волнуются все.
– Вперед, за мной. Я знаю, где этот самородок!
Трудолюбивый рокот небольшого патрульного вертолетика. На борту два дежурных копа - белый Боб и черный Сэм - проверяют вверенный им участок города.
– А вот и наша красотка, - улыбается Боб.
– Hello, baby!
– О, fuck!
– ругается Сэм.
– Гляди, псих!
– Где крези?
– Вон... прячется еще, сукин сын!
– Наверное, русский?
На могучем плече Статуи Свободы действительно находился русский человек с рюкзачком на спине. Услышав, а после увидев небесный махолет, отчаянный ученый тиснулся в щель памятника и принялся торопливо развязывать тесемки вещмешка.
– Бомба?
– кричит Боб.
– Не похоже, но совсем плохой на голову!
– кричит Сэм.
– Надо снять дурака!
– О'кей!
Вертолетик пытается приблизиться к памятнику, но что такое? Насыщенное газовое облако укрывает человека, затем окутывает всю Статую Свободы, и летательный аппарат с копами обволакивает, и быстроходный катер, разрезающий океанские волны, и людей в нем... И весь многомиллионный город... И весь бесконечно-вечный мир... Все Божье мироздание...