Птицеед

— Раньше ненавидели. Все, кроме Племени Гнезда, которые служили им. Но как ты уже слышала — время меняет нас. Спустя пятьсот лет, полагаю, многое сглаживается, забывается или вовсе оборачивается сказкой. Мы меняемся, забываем, иначе смотрим на ситуацию. К примеру, в некоторых местах, уже свободно, вслух, может обсуждаться версия, что Птицы, придя от Гнезда сюда и загнав нас в клетки — дали нам толчок к развитию. Что мы достигли магии благодаря рабству и потерям. Война с ними закалила нас. Сделала Айурэ тем городом, перед которым склоняет голову весь просвещённый мир. И это плюс. Так что, моя дорогая ритесса, полагаю, не так уж мы и ненавидим Птиц. Особенно то большинство, для которых они почти такие же мифические существа, как Сытый Птах. Ненависти давно нет. Один остывший пепел, а не ненависть. К тому же нельзя отрицать, что приход Птиц сильно повлиял на нас. Это прослеживается и в жизненном укладе, и даже в каких-то незначительных мелочах.

Она смотрела внимательно и серьёзно, ожидая продолжения. Элфи было важно, что я думаю.

— Деньги: соловьи, совы, воробьи. Куча пословиц и поговорок, связанных с Птицами. Великие Дома носят птичьи имена. Даже могилы мы отмечаем птичьим пером. Мы многое потеряли из-за Птиц. Тысячи погибли, хотя могли бы жить. Но много и приобрели. Рейн как-то сказал, что людям следовало попасть в рабство, чтобы, освободившись, переродиться и понять, кто мы.

— Кто мы? — тихо спросила Элфи.

— Довольно суетные, непостоянные и крайне дурные существа. Скажу честно, не менее жестокие, чем Птицы, пускай и физически гораздо слабее их. Но мстительные и упорные. Благодаря Небесам мы уничтожили многих в Гнезде, пока они не запросили пощады, поклявшись никогда не возвращаться.

Элфи наконец-то села рядом, вытянула ноги в чёрных чулках. Её ботинки с розовыми шнурками казались совершенно неуместными и нелепыми. Вопрос, который она задала, судя по тону, кажется, должен был определять её дальнейшую жизнь и мировоззрение:

— А ты? Ты ненавидишь Птиц?

Я знал, что она поймёт, если совру.

— Нет. Для меня, как и для многих, пять столетий — очень долгий срок. Мне не за что их ненавидеть. Я лишь опасаюсь их и не желаю, чтобы они вновь вернулись в Айурэ. Уничтожали нашу изящную, красивую, рафинированную эпоху.

Этот ответ её устроил, и она, положив голову мне на плечо, вздохнула и тихо сказала:

— Что-то я устала. Поехали домой, если ты не против…

Ночь была цвета индиго с оранжевыми пятнами каштановых ламп на редких фонарях Восточной половины. Повозка ползла сквозь ночь, покачиваясь на упругих рессорах, и Элфи, утомлённая долгим днём, клевала носом, пока я не обнял её. Она сонно забормотала, завозилась, устраиваясь поудобнее, и уснула.

Я смотрел в окно на ночной пустой город, надеясь, что через сорок минут мы прибудем на место. Возница не спешил, лошадь шла ходко, но не сказать, что быстро. Я прислонился виском к мягкой стенке, подумав: всё же мне не хватает опыта, чтобы сделать существо, которое спит сейчас рядом, абсолютно счастливым.

Меня снова тянуло в Ил. Это хуже чем наркотик. Мой род как-то связан с проклятым местом и, единожды попав туда, мы возвращаемся за Шельф раз за разом, пока не становится слишком поздно. Так случилось с Когтеточкой, с моим отцом, с моим братом. Уверен — и с теми людьми моей крови, о которых я ничего не знал. Ил — наше проклятие. Он притягивает к себе, манит, точно восхитительная чаровница, кокотка из веселых ночных кварталов. А затем пожирает и убивает.

Я хотел вернуться. Желал вернуться. Мечтал вернуться. И понимал, что каждый мой уход расстраивает Элфи, делает её несчастной, разливая ту самую ночь-индиго в мире радости и надежд.

Я знал, что ответственен перед ней. За её будущее и за то, что без всякого принуждения взял над ней опеку, стал воспитателем и старшим родственником. Но ничего не мог поделать.

Ил настойчиво звал к себе. Предлагал раскрыть его тайны. И, если мне не повезёт, остаться с ним навсегда.

Лошадь пошла ещё медленнее, в горку, подковы стучали по брусчатке, мимо проплывали давно уснувшие дома, какие-то лавки, после — склады. Я глянул, пытаясь определить, где мы, но было темно, а ночь пожирала детали. Блеснула вода, я понял, что мы въехали на один из горбатых мостиков через канал.

И в этот момент я потерял ощущение тела. Его веса. Меня приподняло, ударило, а затем вжало в потолок повозки. Элфи больно врезалась в бок, удивлённо и протяжно вскрикнула, а после наш экипаж впечатался во что-то, стекло лопнуло, и внутрь прохладным тёмным потоком начала проникать вода. Крыша стала полом, а пол — крышей.

Я дёрнул ручку, с трудом из-за давления распахивая дверцу.

— Не бойся! Держись! — крикнул я Элфи.

— Что случилось?!

Река прибывала стремительно, заполняя всё свободное пространство.

— Мы упали с моста!

Я потянул её за собой, вытаскивая из ловушки.

Сориентировался, пытаясь различить, что происходит вокруг. Повозка уходила на дно, фонарь с каштановой лампой на её задней стенке бросал тревожные отсветы, бликующие в волнах. Лошади нигде не видно. Возницы тоже.

Вся передняя стенка деформирована, кажется, туда пришёлся удар, отчего я сделал вывод, что мы не просто упали в воду, каким-то образом сломав преграду. Мы перелетели эту преграду, аки птицы, и рухнули вверх тормашками в один из каналов Эрвенорд.

Тёмная широкая горбатая тень через полнеба — мост. Плеск волн. Россыпь звёзд.

Я держал Элфи за руку, потянув за собой подальше от кареты, которая булькала, собираясь отправиться на дно, на прощание показав нам колесо. Три других оказались оторваны.

Наверху, у перил, зло зашипело, затрещало и оглушительно грохнуло. Сыпануло оранжевыми искрами. Пуля выбила брызги в футе от головы Элфи.

Она, кажется, даже не сразу поняла, что происходит. Я потянул её ещё сильнее, затаскивая под нависающую над нами одну из каменных опор, радуясь, что растекшийся сизый дым от выстрела помог скрыть нас.

Шпага немного мешала, но дери меня совы, если я брошу сейчас оружие. А вот от пистолета избавился сразу и без всякого сожаления. После купания он бесполезен.

— Всё будет хорошо, — тихо сказал я девчонке.

Здесь, в кромешном мраке, тяжело было рассмотреть её лицо. Лишь глаза блеснули, когда поймали блик фонаря, отражённого в волнах. И только.

Я поддерживал её, вода, по счастью, была летней, далёкой от студёной, но холодное течение ощущалось — забираясь в ботинки, проникала прохлада.

— Попал что ли? — раздался голос сверху.

— Их двое было, — отозвался второй, куда более мрачный. — Я, по-твоему, великий герой прошлого, чтобы одним выстрелом двух укокошить? Думаю, промазал. Под мостом они. Или утопли, если плавать не умели.

— Жди.

Здесь был каменный пандус, в футе над каналом, и я, подхватив под мышки, подтолкнул Элфи вверх. Она сообразила, что я хочу от неё, залезла, слишком громко дыша. Когда выбирался я, в голове грянули разномастные нестройные дудки, простонали скрипки и мерзко брякнул расстроенный клавесин.