Птичка польку танцевала
Шрифт:
Немцы не подстрелили Дорфа. Возможно, их заинтересовала нелепая штатская фигура с перекинутым через руку клетчатым пледом.
– Ох, черт… Опять!
Это Полотов, скривив лицо, схватился за ногу. Он был ранен во второй раз.
– Дважды в одно место. Плохо дело… Я мертв. Хоть жив. И говорю об этом…
Он еще пытался шутить.
Анна помогла ему доползти до леса. Теперь они остались совсем одни, рядом не было никого из их бригады. На лесной дороге показалась крестьянская подвода, в ней лежали раненые. Лошадью управлял старик в тулупе. Анна встала перед ним, преградив путь.
– Умоляю, возьмите нас с собой. Он не может идти. –
Крестьянин огладил свою черно-седую бороду.
– Его могу, а для тебя места не.
– Как мне вас потом найти? – спросила Анна.
– Перед большаком свернешь налево и до нашей вески дойдешь.
Подвода скрылась за деревьями, а Анна, растрепанная, в запачканном пальто, все стояла на лесной дороге.
Она засунула руки в карманы. В одном оказались театральные билеты. Они с Максимом ходили в Большой на премьеру «Тараса Бульбы»: наслаждались там мастерством Лепешинской, а в антракте пили шампанское. Это было в конце марта и тысячу лет назад. Поправив волосы, Анна побрела в ту сторону, куда уехала телега…
Именно в те дни Рокоссовский оказался оторван от своих солдат. Перед самым наступлением немцев, выполняя непонятный ему приказ, он был вынужден отправиться со своим штабом в Вязьму.
Темно-синий генеральский ЗИС медленно двигался по запруженной беженцами дороге. Мычали запряженные в телеги коровы и быки, плакали дети. Среди пожитков в телегах лежали старики и больные. Инвалид, которому не хватило среди них места, ковылял, опираясь на костыль.
Кочевники поневоле, эти люди лишились всего. Генералу трудно было выносить их взгляды – он, военный человек, не защитил их. Лишь одна маленькая девочка доверчиво улыбнулась ему из телеги. У нее была такая же черненькая челка, как у его дочери.
Небо наполнилось гулом бомбардировщика. Немец летел прямо над дорогой. Лошади в испуге шарахнулись в разные стороны, а беженцы заметались, не зная, куда спрятаться. Послышался нарастающий свист, за ним – грохот, удары.
Оглушенный Рокоссовский вылез из машины. Рядом валялся костыль, дергалась в агонии лошадь. На грязной дороге лежали убитые и пытались ползти раненые, за ними волочились окровавленные лохмотья. Возле перевернутой телеги зашевелилась раненная девочка. Та самая, с черной челкой.
Когда генерал поднял ее с земли, она еще дышала. Последним, что эта малышка увидела в своей короткой жизни, было его лицо. Закрывая ей глаза, Рокоссовский пообещал, что будет бить фашистов, пока ни одного не останется на этой земле.
На холме над Вязьмой возвышался похожий на заброшенную крепость собор. Величественный, затейливо украшенный каменными кокошниками, он считался главным городским храмом. В прежние века его грабили и разрушали поляки, французы, он всегда восстанавливался. Но в двадцатые годы его полностью разорила советская власть.
Осталось лишь то, что нельзя было переплавить в драгоценные слитки или выбросить: голосники в стенах да круглый просвет между царскими вратами и изображением Тайной вечери. В этом просвете белый голубь слетал вниз в сиянии разреженных лучей.
Спустившись в подвал собора, Рокоссовский застал там местное руководство. Секретарь обкома, работники горкомов партии и начальник политуправления фронта укрывались в храме в ожидании Красной армии. Они очень обрадовались, увидев генерала.
– Товарищи, приехал командующий!
Рокоссовский сообщил, что он теперь генерал без армии.
В подвал вбежал еще
один партработник. Он только что побывал на колокольне. Задыхаясь и поправляя свои очки в сломанной оправе, мужчина сообщил, что видел фашистские танки. Ему не поверили, секретарь обкома даже обвинил его в подслеповатости ипаникерстве.Они вместе поднялись на колокольню. На окраине города разрастался густой столб дыма, это горела вяземская нефтебаза. А к повороту на Вязьму приближались немецкие танки. Из своих пушек и пулеметов они расстреливали все автомобили, которые выскакивали из города. Рокоссовский приказал немедленно готовиться к отъезду.
На извилистой улочке Вязьмы навстречу его ЗИСу выехал немецкий танк и уже нацелился на машину генерала, но она успела нырнуть в переулок. Судьба хранила Рокоссовского. Потомок шляхетского рода станет маршалом Победы.
А пока что, в очередной раз избежав смерти, он начал возвращать себе армию. Его штабами сделались перелесок в нескольких километрах от Вязьмы и насквозь промокший блиндаж, недавно принадлежавший тыловикам. Выполняя приказы Рокоссовского, офицеры выводили солдат из окружения.
Гитлер ожидал быстрой победы над Красной армией. Ее маршалов он считал бездарями, ее солдат – примитивной массой. Но именно эта простая масса и начала преподносить неприятные сюрпризы. Людская река разбивалась на ручейки, пытаясь прорваться через линию фронта. Красноармейцы сутками шагали без еды и сна. Поджидая их, немцы размещали своих автоматчиков в несколько линий на большаках и в тихих с виду деревушках. А русские соединения уже без всякой команды продолжали идти, сминая врага, падая сами, понимая, что или они, или немцы останутся на этой земле, другого не дано. Десяткам тысяч так и не удалось прорваться к своим. Окруженные под Вязьмой, они сражались еще две недели. То были очень важные недели, потому что время теперь работало против немцев. Их «Тайфун» терял свою мощь с каждым днем.
На облетевшем мокром кусте краснели сочные ягоды. Анна не знала их названия. Она протянула к ним руку, чтобы сорвать, но передумала. В лесу снова было тихо, лишь высоко над макушками раздавался крик летевших к югу журавлиных стай. И можно было поверить, что нет никакой войны, если бы не израненная лошадь, которая стояла, прислонившись к дереву. Из ее глаз катились мутные слезы.
Дорога тянулась вдоль кромки поля, мимо речки, там чернела сгоревшая мельница и лежал убитый мельник. Анна добрела до деревни, но деревни больше не было. Остались печи с кирпичными трубами и дымящиеся обугленные бревна, из-под которых вырывались язычки пламени. Между пепелищами копошились в земле куры, бродили ставшие в одночасье беспризорными козы и свиньи.
Сохранилась только одна изба на отшибе. Пекарская зашла внутрь, потерянно посидела на лавке, потом бесцельно походила, задевая какие-то чугунки, деревянное корытце, спотыкаясь о кольцо на крышке погреба. Она увидела ведро с чистой водой, зачерпнула ковшиком, напилась, умылась и без сил упала на украшенную подзорами и горой подушек кровать.
Ее разбудили голоса. На улице красноармейцы затаскивали в сарай пулемет. Их товарищи направлялись к избе, неся на шинели раненого. Солдаты не удивились горожанке. Конечно же, они не признали актрису в измученной женщине с запавшими глазами и в кое-как отчищенном от грязи пальто. Уложив раненого на кровать, они лишь поинтересовались, одна ли она здесь, и попросили помочь с перевязкой.