Птицы

– Ну и что? – спросил Финч.

– К сожалению, я не могу сама туда отправиться и навестить того, кто там живет.

– А кто там живет? – спросила Арабелла.

– Вот вы и узнаете, – ответила миссис Чаттни. – Мне нужно, чтобы вы прямо сейчас пошли туда и узнали, кто там живет. Поговорили с… – она на мгновение запнулась, – с тем, кто там живет. Все разузнали о нем, вернулись и рассказали мне. И тогда я вас прощу. И поверю в ваши «честно-пречестно» и «больше не буду».

– А где это место? – спросила Арабелла.

– В Гротвей, – сказала миссис Чаттни, злорадно улыбаясь.

– Но скоро начнется буря! – возмутился Финч. – Мы можем не успеть вернуться.

– Ну, тогда, замерзая в снегу, не забудьте себе напомнить, что вы сами во всем виноваты. И что в то время, как вы синеете, все хорошие, воспитанные дети пьют чай с печеньем в теплых гостиных.

– Вы – плохой, мерзкий человек! – воскликнула Арабелла.

– Сама такая, – ответила миссис Чаттни. – Так что вы выбираете? Идете, куда я сказала, или я иду заваривать себе какао?

Выла штормовая тревога. Она вытекала из рупоров, развешанных по всему городу, проникала во все щели.

Во время войны аэротревога сигнализировала о приближении вражеских воздушных крейсеров, сейчас же она сообщала жителям города о начале снежной бури.

Завыли вещатели примерно в полдень. Все приборы на метеорологических станциях посходили с ума. Температура воздуха опустилась до критических отметок, поднялся яростный ветер, метель с каждой минутой становилась все сильнее.

Полеты над городом отменили еще ранним утром, кнопфы и дирижабли укрылись в эллинги, а воздушные шары в этот день даже не поднимались в небо из-за пурги. Все аэробакены и навигационные подвесные маяки спустили и заперли на чердаках.

Потом прекратилось и трамвайное сообщение. Постепенно все станции в городе опустели, их смотрители погасили фонари, выключили автоматонов, остановили механические лестницы (где они были) и заперли трамвайные шлюзы. Пути по всему городу быстро замело снегом.

К половине одиннадцатого прекратили работать почтальоны. После этого двери почтамтов и щели ящиков для писем закрылись. Последняя посылка была доставлена некоему Джеймсу Ди с улицы Фергей, что в Липп. Это было известие о том, что его кузен, мистер Уилсон Ди из Докери, считает, что успеет, пока не началась буря, преодолеть весь город и добраться до кузена, с которым он и намеревается провести бурю за трольриджем. Наивный…

Следом опустели и «Фонари констебля». Сами констебли, согласно Штормовому положению полиции, перебрались в ближайшие дома, чтобы следить за порядком во время бури. Если перевести на язык жителей Горри, это значило, что прожорливых котов запирали в железные бочки со стаей озверевших крыс.

Ровно в одиннадцать часов в городе перестали принимать и отправлять телеграммы. С помощью специальных механизмов рабочие из Телеграфного ведомства опустили к земле все провода и надежно укрыли их, после чего отправились по домам. А вот пересыльщики из Пневмопочтового ведомства продолжали работать на своих станциях по всему городу в пару и дыму. Первое исходило от их взмыленных голов под форменными фуражками, а второе – от натруженных мягких мест, натертых жесткими стульчиками. Для пневмопочты сейчас начиналось самое безумное время – на нее ложился весь объем городских пересылок…

Город стремительно превращался в нечто понурое, угрюмое и заброшенное. На дверях всех цирюлен, мастерских, лавок, аптек, кофеен и пабов повисли замки. В полдвенадцатого закрылся последний паб на окраине Горри, и это был «Беспечный Бо». Какой же еще паб это мог быть?

Приказчики заперли конторы. Все джентльменские клубы, дамские салоны и даже притоны опустели. Шумно было разве что в Клубе самоубийц – там как раз намечалось праздничное собрание почетных членов у открытых окон.

Транспорт с улиц весь исчез, да и пешеходов почти не осталось, кроме тех, кто страдал неумением рассчитывать время и вдруг вспомнил о чем-то невероятно важном и умопомрачительно срочном.

Ближе к полудню город почти вымер. Дома превратились в островки, затерянные в метели. Пока что они еще светились десятками окон, хотя оставалось совсем недолго до того, как все окна закроются железными штормовыми ставнями. Со стороны это было незаметно, но внутри, в каждом из этих домов, кипела жизнь, бурлила, как в бронзовом чайнике на печке.

К примеру, в доме № 17 на улице Трум тощее лысенькое существо с острыми коготочками и фиолетовыми тенями на веках носилось туда-сюда как угорелое, и никто не хотел его пожалеть и угостить чем-то вкусным.

Сегодняшний день у миссис Присциллы Поуп был исключительно нервным и обремененным заботами. Консьержка трудилась, как автоматон-кочегар у топки, раздавая всем указания, требуя соблюдать порядок и лично проверяя, верно ли продвигается подготовка к защите дома перед бурей. Так, при этом она была вынуждена выслушивать жалобы, недовольство, подозрения, страхи, а порой и откровенные оскорбления. Кому-то, видите ли, не доставили вовремя граммофонную пластинку с записями новых вальсов, а кто-то отчего-то считал, что его срочное дело намного срочнее срочных дел прочих. И все постоянно подходили к ней и что-то спрашивали, спрашивали, спрашивали… Голова у несчастной консьержки просто раскалывалась, ее тошнило от жильцов и от их неизменно глупых просьб, от их необоснованных жалоб и незатихающего ворчания. С минуты на минуту миссис Поуп грозила сорваться…

С самого утра в доме № 17 стало необычайно шумно и людно. Жильцы сновали туда-сюда, двери громыхали от постоянного появления посыльных из лавок и различных контор. Приходил даже душеприказчик к миссис Горбль из десятой квартиры. Маразматичная старуха перед каждой снежной бурей переписывала завещание. Так как у нее никого из родных не осталось, очередным наследничком должна была стать… какая-то из ее кукол. Именно с куклами она чаще всего общалась, пила чай, обсуждала последние новости из газет и регулярно грозилась лишить наследства одних в пользу других. Хорошо хоть куклы были заперты и не высовывали носа на лестницу и, соответственно, не попадались под руку или под ногу бедной и измотанной героической женщине по имени Присцилла Поуп.

Впрочем, забот хватало и без кукол. Теплорешетка не справлялась с потоком жильцов и напором метели в двери. Возле окошка консьержки было натоптано: снег таял и превращался в слякоть, а неотесанный Бартоломью был слишком занят доставкой жильцов и их заказов на этажи и не мог найти минутку, чтобы все убрать. Миссис Поуп постоянно озиралась в поисках этих несносных детей – вот кто пригодился бы сейчас со щетками и швабрами, – но, как назло, маленькие проныры куда-то запропастились…

А еще ее постоянно подгоняли эти недотепы в синих мундирах. Констеблям вынесли два удобных кресла, но вели они себя нагло и совершенно бесцеремонно, комментируя каждое действие запыхавшейся консьержки, требуя разжечь наконец камины на первом этаже и при этом напоминая ей о том, что времени осталось совсем мало – как будто она могла об этом просто взять и забыть! Так, ко всему прочему, мистер Доддж еще и закурил свою трубку, и по всему первому этажу поползли синие облака от его смрадного полицейского табака.