Pticy

Перевалив наконец за бугор, он почувствовал себя еще более одиноким. Как будто те трое совсем покинули поле.

Гряды Маттиса зеленели буйно и дерзко. Он полол и думал: нужно зарабатывать себе на хлеб. Ненадолго он присел. Его никто не видел, а сумятица в мыслях мешала рукам работать. Да и при­ятно посидеть, когда ты так устал.

Он пришел в ужас, увидев, что те трое опять показались из-за бугра. Они уже здесь! Он неловко принялся за работу и вырвал сразу несколько кустиков турнепса. Как бы там ни было, хорошо, что на этот унылый конец поля пришли люди. Влюбленные ворко­вали уже не так весело, но все-таки ворковали. А вот хозяин во­все не устал. Когда у человека такое большое поле, он не устает, а работает и работает. Хозяин ни разу не поднял головы.

Они вздрогнули, услыхав странный голос. Голос Маттиса.

– Постойте хоть минутку! — взмолился он. Этот вопль вы­рвался у него невольно.

Хозяин тут же выпрямился и вытер лоб грязной рукой. Он сильно вспотел.

– Что случилось, Маттис?

Вид у Маттиса был жалкий. Он выбился из сил, хотя до конца поля так и не дошел. Над верхней губой у него чернели усы — осела пыль. Наверно, такие усы появились у всех, но у других они были не в счет. Маттис робко подошел к хозяину.

– Видишь, как я отстал?

– Ну и что? — неохотно отозвался хозяин.

– Ты знал, что так будет?

Хозяин отмахнулся — пустяки...

– А мне это не нравится, получается путаница,— серьезно сказал Маттис.

– Понимаю.— Хозяин склонился к самой земле.

Маттиса так и подмывало спросить: ты, наверно, хочешь, что­бы я бросил работу? Но он сдержался. Помрачнев, хозяин что-то буркнул себе под нос. Влюбленные, воспользовавшись перерывом, принялись щипать друг друга.

Наконец хозяин спросил Маттиса напрямик:

– Хочешь, мы возьмем твои гряды?

Серая пелена заволокла глаза. Знакомая ему по прежней жиз­ни — той, что была до тяги.

– Нет, пока не хочу,— твердо ответил он.

– Ладно.

Хозяин заработал тяпкой.

Маттис вернулся к своим грядам. Проходя мимо девушки, он с мольбой взглянул на нее, может, она сделает что-нибудь, чтобы все стало легко и приятно, ведь она такая веселая и молодая и у нее есть парень.

Он кашлянул — это был знак, что он нуждается в немедленной помощи.

И она все поняла. Она улыбнулась ему, словно напоминая: мы тут вместе, и ты и я, мы машем друг другу, работая на поле.

Большего и не требовалось. Маттис услыхал это так отчетли­во, что повторил вслух:

– Да, мы вместе работаем на поле, и ты и я.— Он произнес это так же нежно, но менее скрытно, чем она.

– Ты прав,— согласилась девушка.

Она внимательно вглядывалась в него — несмотря на свой непривлекательный вид, Маттис растрогал ее.

– Марш! — крикнул парень и ущипнул ее за ногу — по-видимому, он находил это веселой шуткой,— и девушка снова стала влюбленной и чужой.

– Да,— сказал и хозяин.

Тот, у которого было такое большое поле. Они взглянули на него и сразу поняли, что он имел в виду: надо работать.

И снова вся троица обогнала Маттиса. Маттис смотрел на них, и ему казалось, что у них-то и было то, о чем он мечтал, те три сокровища. Эти люди обладали ими всю свою жизнь. Они привыкли быть такими и не замечали этого, словно по-другому и быть не могло. Разве иначе могли бы они как ни в чем не бывало полоть турнепс?

Маттис полол, лежа на животе, его донимали мятущиеся мыс­ли. Помоги мне, думал он.

Мысли, как всегда, мешали ему работать, он собирался вы­дернуть сорняк, но выдергивал турнепс.

Нет, никто не хочет помочь мне, думал он, и перед глазами у него мелькали черные и красные круги.

Драгоценные кустики турнепса вызывали у него досаду, они казались такими чахлыми и жалкими, когда вокруг них не оста­валось сорняков, на которые они как бы опирались. Маттису хо­телось выбранить их за убожество, этих ничтожных несчастных горбунов, не стоящих того, чтобы человек рылся из-за них в земле и так мучился.

Мысли разбегались в разных направлениях. Так бывало все­гда, стоило Маттису начать работать,— значит, ничего не изме­нилось. Вот, оказывается, что таил в себе этот день: ничего не изменилось, все осталось по-старому.

Слава богу, скрывшиеся за бугром наконец позвали его:

– Маттис!

Звал сам хозяин, тот, что был так умен. Те двое, с их красо­той и силой, молчали, но это было неважно. Они владели всеми тремя сокровищами.

– Уже обедать? — мгновенно отозвался Маттис.

– Да, идем! — крикнул невидимый хозяин. Этот дивный зов взвился в небо и, перелетев через бугор, снова опустился на зем­лю. Маттис уже спешил к ним.

Его гряды так и остались недополотыми. Но он все-таки уже видел конец поля. Могло быть и хуже, думал Маттис, за­метно оживившись, потому что теперь путь лежал к обеденному столу.

Никто не попрекнул его плохой работой, когда он присоеди­нился к ним и они все вместе направились к дому. Ни единым сло­вом, но Маттис был уверен, что они только об этом и думают; сперва он крепился, но потом не выдержал.

– Почему вы не говорите того, что думаете? — вырвалось у него, когда они в ручье мыли руки.

– А что мы думаем? — удивился парень. Это были его первые слова, обращенные к Маттису.

– Я знаю, что у вас на уме,— сказал Маттис, он сгорал от стыда и должен был еще немного помучить себя.

– Будет тебе,— сказал хозяин.— Идем-ка домой, поедим, от­дохнем немного...

Они мыли руки в мелком прозрачном ручье, бегущем недалеко от поля. Маттис и девушка мыли руки в одном и том же бочажке. Там, в воде, замутненной грязью с их рук, Маттис нечаянно кос­нулся девушки. По нему пробежал огонь. Но вот вода в ямке очи­стилась сама собой, снова стала прозрачной, и в ней были хорошо видны их чистые руки. Больше Маттис не смел прикасаться к де­вушке.

Она поглядела на него, у него уже не было времени думать, его подхватило и понесло.

– Все равно что прикоснуться к электрической изгороди,— сказал он.

Потом ему казалось, что это было сказано не так уж глупо, но девушка равнодушно отвернулась. А может, ей стало смешно? Ее возлюбленный мылся рядом, умывшись, он как ни в чем не бы­вало обнял девушку за талию, и так, в обнимку, они шли до са­мого дома, до обеденного стола. Может, они вообще не устали? Маттис представлял себе, как парень сгибает руку и у него играют мускулы — и этой сильной рукой он обвил талию своей девушки. Так и должно быть, когда все правильно.