Pticy

Дом в самом деле стал новым. Маттис подошел к нему и по­смотрелся в темное окно. Никогда в жизни он не видел такого сильного, мужественного пария, как тот, что отражался в черном стекле. Он оглядел себя со всех сторон — все в порядке.

Маттис гордо спросил:

– Вы видите?

– Видим, не сомневайся,— ответили ему из рощи,— никого другого мы не видим.

– Подождите немного,— попросил он.

Но ему ответили хором:

– Зачем?

– Что ты хочешь, Маттис?

– Приготовься, Маттис!

– Да, да, не сомневайтесь,— сказал он им их же словами.

Маттис тряхнул головой и тут же почувствовал, что в ней полным-полно всяких подходящих слов, какие говорят девушкам, да и вообще людям, если на то пошло. Беспомощный взгляд — вот все, что он имел раньше. Маттис засмеялся и посмотрел в стекло на свой новый язык, попробовал кое-какие из этих дерзких слов.

– Эй вы там, в роще! — крикнул он.— Вы готовы?

– Готовы, готовы,— ответили они.— Кому же приходить?

– Пусть придет та, которая мне по душе,— ответил он и так напряг бицепсы, что затрещал рукав рубашки.

Все было так интересно! Ему сейчас же ответили:

– Я хочу прийти к тебе.

Остальные голоса как будто провалились.

И вот она вышла из-за деревьев, больше ее уже ничто не скрывало. Тысячу раз он пытался представить себе ее, и все-таки она оказалась совсем другой. Однако он сразу узнал ее и ничуть не смутился. Она подошла к нему, и он почувствовал благоуха­ние.

Он еще не должен был прикасаться к ней.

– Сделай что-нибудь,— попросил Маттис.

Она сразу поняла его.

– Хорошо. Смотри!

Она шевельнула рукой, и воздух огласился пением птиц.

– Я знаю, ты родилась из вечерней тяги,—начал Маттис.— Ты уже давно владеешь моими мыслями. Если хочешь что-нибудь сказать, говори сейчас.

– Сказать? — удивилась она.

– Да.

– Нет, больше я не хочу говорить.

Глядя ей прямо в глаза, он потихоньку согнул левую руку, и рукав с треском лопнул. Гладкие бугры мускулов сверкнули на солнце прямо у нее перед глазами.

– Это неважно, - сказал он.— У меня много рубашек.

– Ты левша? — удивленно спросила она.

– Да нет,— ответил он небрежно.— Просто правый рукав лопнул у меня еще раньше.

Больше она не сказала ни слова: очарованная его силой, она потеряла дар речи. Этого он и хотел. Маттис получил все, о чем мечтал. К тому же отныне он мог находить нужные слова.

– Теперь делай все, что хочешь,— сказал он ей.— Ты золотая.

Она сразу подошла еще ближе.

– Мне понятно, почему я ждал так долго,— прибавил он.

Она все время молчала — ведь у нее была тайна, которую она собиралась открыть ему. Лишь подошла еще ближе. Раньше она шевельнула рукой, и воздух огласился пением птиц, теперь она зашевелилась вся, это было колдовство.

Она зашевелилась, и он не понял, что произошло. Этому не было названия. Она только подошла еще ближе. Совсем близко, рожденная вечерней тягой, она принадлежала ему.

8

Как обычно, Хеге встала первая. Маттис тоже проснулся, но еще лежал, заново переживая свой сон. Он слышал, как Хеге возится у себя в комнате, наконец она вышла. Маттис быстро отвернулся к стене и притворился спящим. Это было самым верным, если вспомнить, как они расстались накануне вече­ром.

Хеге сделала вид, что ничего не заметила, и прошла на кухню. Она была как натянутая струна. Но тут же принялась за работу. Вскоре послышались привычные утренние звуки — зазвенели ножи и чашки.

Теперь все будет по-другому, думал Маттис, витая в облаках. Он оделся и привел себя в порядок. Он уже чувствовал себя дру­гим, словно его подхватили с двух сторон и несли сильные руки — вечерняя тяга и ночной сон. Маттис прислушался: может, и сего­дня случится что-нибудь особенное. Теперь, когда все перевер­нулось, его могли поджидать и необычное слово и какая-нибудь радость.

Нет, пока ничего. Но этот день не мог оказаться таким же, как бесчисленное множество других дней, об этом следовало по­заботиться самому.

– Дороже золота,— сказал он Хеге, остановившись в дверях кухни. Ему захотелось вместо приветствия использовать вторую часть старой поговорки: «Утренний час дороже золота».

Он чувствовал неуверенность. Вид плачущей Хеге был еще слишком свеж в его памяти. Он понимал: ведь это из-за него она плакала, отвернувшись к стене.

И сразу после этого ему приснился тот сон!

Как бы таи ни было, теперь Хеге выспалась и думала уже о другом. Маленькая, ловкая, она стояла у стола и нарезала хлеб. Она старалась выглядеть нарочито беспечной — ничего не слу­чилось! — чтобы загладить впечатление, оставшееся после вче­рашнего вечера.

– У тебя хорошее настроение? — ответила она на его необыч­ное приветствие.

Он усмехнулся про себя.

– Почему ты так думаешь?

– А разве это не так?

– Так, но ты не знаешь почему,— сказал он.

О вчерашнем она не обмолвилась ни словом. Но все-таки риск­нула коснуться опасной темы.

– А по-моему, знаю: сегодня ты попытаешься сделать то, о чем мы вчера говорили. То, что для нас дороже золота.

Ох, он совсем забыл, что обещал сегодня поискать работу. Но Хеге, выходит, не забыла. На его радость упала легкая тень.

– Не угадала,— сказал он.

– Разве ты не собирался...

– Потому что над нашим домом теперь тянет вальдшнеп! — прервал он ее, объясняя перемену в своем настроении. Зачем че­ловеку совершать мучительный поход в поселок и искать работу, когда случилось такое радостное событие?

– Но Хеге не разделяла его настроения.

– Ну и что с того? — спросила она.— Что изменилось от этой тяги?

– Ну... я не знаю... Ты правда ничего не понимаешь?

Он был смелее, чем раньше, но пользы от этого не было ни­какой.

– Ешь,— сказала Хеге.

Маттис ел. Он жил еще своим сном. Потом он заставит ее по­нять, как важно то, что случилось, то, чего она не желает по­нимать.

– Гм! — вдруг хмыкнул он и трижды стукнул башмаком об пол.

– В чем дело?

– Тебя это не касается.

– А по-моему, касается,—сказала Хеге.—У тебя такой вид, будто тебе не терпится что-то мне рассказать.

Маттис ел молча, но наконец он не выдержал.

– Чего только не приснится, если захочешь,— сказал он.