Pticy

Новость Маттиса была огромна. Он даже не знал, с чего на­чать. Надо было говорить все, как есть.

– Над нашим домом тянет вальдшнеп! — сдержанно произ­нес он.

Стоя возле кровати Хеге, Маттис чувствовал себя почти чу­жим.

Хеге сразу уловила его возбуждение. Язык Маттиса запле­тался от благоговения и восторга. Но ей слишком хорошо были известны все чудеса, с которыми он прибегал к ней. Они быстро тускнели, переставая быть чудесами.

Она спокойно сказала:

– Тянет вальдшнеп? Ну и прекрасно. Ложись спать, Маттис.

Он был поражен.

– Иди и ложись,— мягко повторила она, заметив недоумение у него на лице.

– Маттис застыл от разочарования.

– Ты не слыхала, что я сказал? Вальдшнеп переменил место тяги, теперь он тянет над нашим домом! Вот сейчас. Пока ты ле­жишь в постели.

Хеге по-прежнему не шелохнулась, и лицо у нее было преж­ним.

– Я все слышала. Ну и что? Почему бы вальдшнепу не тнуть над нашим домом?

Маттис не понимал сестру. Словно она говорила на каком-то незнакомом языке.

– И, по-твоему, это ничего не значит? А ты слыхала когда-нибудь, чтобы вальдшнепы меняли место тяги? Чтобы они тянули над головой человека?

Хеге слегка пожала плечами.

– Откуда мне знать.

– Конечно, ты не знаешь. А сейчас одевайся и пошли на крыльцо.

– На крыльцо? Ночью?

– Да. Ты тоже должна увидеть тягу.

– Не хочу.

– Ты должна! Вальдшнеп еще тянет. Если для тебя и тяга ничто...

Хеге снова повернулась на спину, ее это не касалось. Она ус­тало зевнула.

– Тебе-то, конечно, интересно было посмотреть тягу,— ска­зала она,— а я могу поглядеть и в другой раз. Если тяга уже здесь, то она никуда не денется. Верно?

– Открыв рот, Маттис смотрел на нее.

– Если тяга здесь, то она никуда не денется? — испуганно повторил он.—И это говоришь ты, самая умная? — вырвалось у него, он был озадачен.

– Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

Глаза его были по-прежнему прикованы к ней.

– Значит, ты вообще ничего не понимаешь,— твердо произ­нес он.

Разочарованный, сбитый с толку, Маттис стоял рядом с ее кроватью.

Хеге взяла его за руку. Он понял, что это дружеский знак с ее стороны. Но он не видел, какой усталой и измученной была Хеге в эту минуту. Она лежала в своей вылинявшей от стирки ночной рубашке и не смотрела на него, отвернулась к стенке.

– Мы утром поговорим о тяге. А сейчас ложись. Слы­шишь?

Маттис считал безумием упускать такой случай.

– Я же тебе говорю, что он тянет сейчас. Неужели ты не хочешь посмотреть на тягу? Не понимаю, как ты устроена и что же тогда для тебя важно?

Это было уже слишком, Хеге не выдержала. Стукнув кулаком по кровати, она воскликнула:

– Это не твоего ума дело! Ты говоришь так, будто ты...

Она осеклась.

– Будто я... кто?— испуганно спросил Маттис.

Не оборачиваясь к нему, Хеге крикнула:

– Оставь меня в покое! Я больше не могу! Если ты сейчас же... Ступай, пожалуйста! Уже очень поздно, нам надо отдох­нуть!

Она прижалась к самой стене. Он увидел, как дрожат ее пле­чи. Это зрелище глубоко потрясло его, он почувствовал себя ви­новатым, хотя вроде ни в чем и не провинился.

Маттис был растерян. Неужели он чем-то обидел Хеге? Ведь он хотел обрадовать ее этой тягой. Думал, что и для нее это так же важно, как для него самого. Вальдшнеп тянет над их домом, а Хеге все безразлично, сперва она отчитала Маттиса, а теперь лежит и плачет, такая беспомощная и некрасивая.

– Ну, Хеге... Я не хотел обидеть тебя, я хотел только, чтобы ты...

Она пришла в ярость.

– Что я тебе сказала! — закричала она не своим голосом.

Маттис в один прыжок очутился у двери.

Он осторожно прикрыл дверь, точно Хеге уже спала и он бо­ялся ее разбудить.

Все люди разные, в смятении думал он, выйдя на крыльцо. Мы с Хеге, уж точно, разные,

Она мне даже не верит.

Но ведь я сам видел тягу. Могу поклясться, что я видел ее. Просто на сегодня уже все — вечер окончен,

А на прощание мы споем, сказало в нем что-то. Нет, он не запел. Но это подходило к словам: вечер окончен. Я бывал на всяких встречах и вечерах, я знаю, как это бывает,

Вечер окончен. Вальдшнеп нашел свою возлюбленную.

Маттис поднял глаза — на небе, где он видел тягу, протяну­лись светлые полосы. Прямо над его домом.

Может, глаза и обманули его, но что-то там, наверху, измени­лось, небо было уже не такое, как раньше. А утром снова будет тяга, такая же замечательная, как вечерняя. И Хеге увидит ее, даже если для этого ему придется привязать свою сестру к крыльцу.

Теперь все пойдет по-другому, думал он, засыпая. Он лежал на своем раскладном диване, свернувшись калачиком, точно ре­бенок.

И я стану другим?

От этой мысли его обдало жаром.

7

Маттис взял вечернюю тягу в свой сон, и неважно, по чьей воле, но сон этот оказался прекрасным.

Сначала, еще ничего не видя, он услыхал предупреждение.

– Мы прилетели, мы прилетели! Ты здесь?

Конечно, здесь, мог бы ответить Маттис.

Это длилось долго, Маттис, но теперь все изменилось, ласково сказало ему что-то.

Да, изменилось. Светлая полоса высоко над домом, и низко над самой крышей, и со всех сторон, и Маттис услыхал звук, именно такой, как нужно. Дом сразу стал новым, насквозь.

– Но дом — это не самое главное,— сказал Маттис.

Да, не дом, самым главным был Маттис. Светлые полосы прошли сквозь него и изменили до неузнаваемости. Когда он согнул правую руку, чтобы пощупать свои новые бицепсы, они напряглись так, что лопнул рукав. Увидев свои округлые краси­вые мускулы, Маттис засмеялся.

– Все это хорошо,— сказал он.

– Сила мне пригодится,— сказал он и зорко огляделся.

– Где вы? — крикнул он.

Они засмеялись, притаясь в роще.

– Там, где всегда.