Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Публичное одиночество
Шрифт:

Пока люди ждут, пока люди смотрят и хотят, чтобы это показывали, значит, это востребовано.

Меня больше коробят вот эти бесконечные «Огоньки», с одними и теми же людьми. И когда меня зовут, чтобы я посидел там несколько минут и по команде «начали!» стал бы улыбаться и хлопать в ладоши по поводу того, что мне, скорее всего, совершенно не нравится, то я ухожу в сторону и отказываюсь.

Мне кажется, что нужно оставлять в секрете что-то из своего существа, ну невозможно же все вываливать на прилавок. – с проблемами, женами, мужьями, скандалами, со «всем этим делом».

Да, наверное, с точки зрения пиара – это выгодно, но это все проходит.

Мне

просто кажется, что любой актер и вообще любой человек публичной профессии все-таки больше должен готовить себя к забвению, чем к вечной памяти. В этом случае он все-таки сохраняет какой-то интерес к себе, и сохраняет именно потому, что не вывернул себя наизнанку и что-то там осталось у него такое внутри, куда интересно было бы заглянуть… (XV, 75)

НОСТАЛЬГИЯ

(1992)

Это безумная тоска, которая меня гложет постоянно по самому себе, то есть по тому, кто бы мог быть я, родись на сто лет раньше…

Когда я смотрю Кустодиева, вот этого по сути своей гениального имитатора, цыгански-лубочного, даже в чем-то как бы фальсификатора, я уже в нем чувствую эту тоску. Это тоска по утрате чего-то такого пронзительного… что было естественным, скажем, у Венецианова и Сороки, но уже утрачиваемым, но еще существующим у Федотова или Левитана… Вот «Купчиха» – буйство красок, торжество плоти – это вроде бы даже как китч такой, в нем еще одновременно радость и озорство разрушителя, а тоска со слезой уже существует. Эпоха декаданса – уже идет разрушение, развал, распад и одновременно соединение радости разрушителя и тоски подспудной по тому, что он разрушает. Испытываешь эту тоску абсолютно осязаемо, когда читаешь того же Шмелева, Зайцева…

Убежден, что это чувство знакомо многим. Например, тем, кто уходил в армию: когда перемешаны твои слезы, родственников, друзей, перемешаны с той радостью, которая тебя ждет в неизведанном еще впереди. Говорю от имени тех, кто уходил в армию, а не на войну, и именно тогда, в шестидесятые.

Посмотрите на всю эмигрантскую литературу, насколько она ностальгична, православна, воинственно-русская – это генетическое ощущение России, единственной Родины…

Я больше скажу, что моя ностальгия и в портупеях, и в послевоенных прическах, и в запахе кожи, и в дорогих немецких трофейных машинах, и в зеленом «Шипре». Вспомним парк Горького в 1953–1955 годах… Это потрясающее ощущение какого-то здоровья, просто здоровья. Я все это отчетливо помню на уровне подсознательном.

Это было здоровое превосходство победившего народа… (II, 24)

«НОЧНОЙ ДОЗОР» И «ДНЕВНОЙ ДОЗОР»

(2006)

Вопрос: Я хотела спросить по поводу фильмов «Ночной дозор» и «Дневной дозор», как Вы к ним относитесь?

Ну Вы знаете, какая штука. Это фильмы-технологии, они для нас являются фильмами новыми, потому что мы своими руками научились делать то, что делает мировое кино, и особенно Голливуд. Но если бы они пришли с Запада, то встали бы в ряд тех картин, которые мы уже много раз видели.

Я лично не нахожу в них большого откровения, но как профессионал с удовольствием отмечаю, что технические возможности наши растут. Скажу откровенно, это не мое кино, в том смысле, что я не стоял бы в очереди, чтобы посмотреть эту картину. Хотя считаю Тимура Бекмамбетова

очень талантливым человеком. (I, 123)

О

О.

(2007)

У меня завязался роман с дочерью члена Политбюро ЦК КПСС…

Милейшее существо – талантливое, красивое, веселое, искреннее, интересно мыслящее. Много ли ты встречал девушек, способных сказать о себе: «Я – кладбище заглушенных желаний»? Из нее же такие сентенции вылетали с легкостью. Отношения наши развивались очень стремительно и целенаправленно.

Интервьюер: В какую сторону?

Серьезных поступков.

Но я понимал: если поженимся, моя дальнейшая карьера будет связана с именем влиятельного тестя…

…по фамилии?

Это лишнее. Зачем? И так сказал достаточно.

Словом, мне не улыбалась перспектива, чтобы каждый встречный и поперечный тыкал пальцем в мою сторону и говорил, мол, Михалков обязан успехом родственным связям.

Никогда не был диссидентом, но хотел сохранить некую дистанцию, не приближаться слишком близко к людям из круга, условно говоря Лены Щорс. Мне хватило того, подросткового опыта. Может, и поэтому упирался всеми конечностями, лишь бы не вступать в партию.

Тащили?

Со страшной силой!

Однажды даже пришлось самому на себя написать донос в партком киностудии «Мосфильм», левой рукой.

О чем?

О прегрешениях в пределах допустимого…

Словом, если бы та девушка, назовем ее О., была из другой семьи, неизвестно, чем бы закончился наш роман. Но вышло по-другому. Я написал очень искреннее письмо о том, почему мы не можем быть вместе…

Запечатал письмо и оставил его вахтерше, дежурившей в подъезде дома на улице Станиславского, где жила О. Попросил передать лично ей в руки. Милая старушка, хорошо знавшая меня в лицо, заверила, что в точности все исполнит.

С того момента и началось…

Я же должен был служить в кавалерийском полку в Алабине, куда попадали выпускники многих театральных вузов… И вдруг я узнаю – меня отправляют в стройбат в Навои. Какой стройбат, зачем Навои? Не мог понять, что происходит… И только много лет спустя узнал, чему обязан резкими переменами в судьбе.

Оказалось, письмо к О., которое оставил вахтерше, предварительно перлюстрировали и лишь затем передали адресату. Не знаю, кто и где его читал, что именно в нем не понравилось, но факт – после этого я угодил в «черные списки». В то время готовился визит президента Никсона в Москву, и город зачищали от всякого рода неблагонадежных. Вот и меня решили отправить от греха подальше…

Как Вы все это выяснили?

Знакомый как-то не без сарказма намекнул на содержание письма. Этот вечно молодой кинорежиссер занял освобожденное мною место рядом с О. Я еще не успел уйти в армию, а уже встречал их вместе. Парочка разгуливала, взявшись за руки и давая понять своим видом, как счастлива. Мне всячески демонстрировалось, что «я другому отдана и буду век ему верна».

Злились?

На кого?

Сам же все сделал, собственными руками разрушил отношения. Лишь хотел, чтобы О. правильно поняла мой шаг: я не бежал от ответственности, наоборот – считал невозможным врать человеку.

Поделиться с друзьями: