Публичное одиночество

(2010)

Интервьюер: Вы сейчас под пулеметным огнем со всех сторон. Вас атакуют за фильм «Утомленные солнцем – 2», за Союз кинематографистов, за распределение госдотаций в кино. Грешным делом подумалось: может быть, Вам просто комфортно «под обстрелом»? Как Вы себя чувствуете в таком положении?

Как на фронте.

Понимаете, страшно бывает, если тебя обвиняют правдиво, справедливо. Если человек вынужден отбиваться от справедливых обвинений, ему приходится оправдываться. А когда обвиняют и ты понимаешь, что это неправда, ложь, то это другая ситуация.

Я так говорю не потому, что я такой хороший. Я вспыльчив, я неуравновешен, бываю невнимателен, пренебрежителен в каких-то ситуациях, излишне резок, хотя, к счастью, отходчив, бываю несправедлив. Это все – правда. Но я не бываю вором. Не насаждаю в Союзе кинематографистов диктатуру. Не могу назначать, как пишут, на выборные должности приближенных себе людей. Не выгоняю инакомыслящих. Это ложь. Просто обыкновенная ложь…

Что касается фильма, то если посмотреть общую панораму нашего кинематографа и найти именно нашу картину, чтобы ее топтать, то я ничего не имею против. Значит, фильм наш попал в точку и ударил по пошлости и гламуру, и сейчас можно увидеть, кто чего стоит, поэтому и приходится моим оппонентам прибегать к примитивной лжи и подтасовкам. Например, пишут, что Михалков всех артистов погубил, а своих детей пожалел. Ну это же просто на уровне… Даже не знаю, как это расценивать. Не замечают даже того, что герой Тёмы < Артёма Михалкова > в финале картины лежит с оторванными ногами и превращается в бугорок под снегом…

Понимаете, я из казачьего рода. И если не иметь этой энергетики, казачьего стержня, который помогает все это переносить спокойно, конечно, человека можно раздавить. Но когда веришь в то, что делаешь, раздавить тебя трудно… Я не верю, что Господь дал нам возможность снять такую картину для того, чтобы ее просто унижали маленькие и злые.

А ироничную реакцию по отношению к себе, которой в последнее время стало много, Вы как воспринимаете?

А Вы не видели «Прожекторперисхилтон»?

Нет.

Ну вот найдите в Интернете и посмотрите.

А для читателей, которые не смогут посмотреть в Интернете, может быть, расскажете все-таки?

Ну… я человек веселый.

Меня огорчает глупость. Но тот, кто говорит глупость, тот в ней и варится. Она не должна прилипать. Меня мама учила: «Никогда не обижайся! Если тебя хотели обидеть, не доставляй удовольствия тому, кто этого хотел, а если не хотели, то всегда можно простить». Поэтому полного удовлетворения я своим критикам доставить не смогу.

А потом, Вы обратили внимание, что вся критика – она очень похожа?

Ну не вся, может быть…

Но суммируя… Это ведь переделки одного и того же, согласны со мной?

Только отчасти. Есть те, кто Вас любит и хвалит. Есть те, которые ругают за то, за что еще никто не ругал… Понимаете, сложился некий образ Михалкова в народе…

Это не в народе сложился!

Давайте не будем народ смешивать с теми, о ком идет речь. Народ – это одно, а эти люди – совершенно другое. В народе образ совершенно иной, поверьте.

Какой?

Поехали со мной в Вологду, в Новгород Великий, в Кострому, в Ярославль, в Нальчик. Поехали! И там увидите реальный образ Михалкова, который сложился в народе. А то, что происходит внутри московской «песочницы» или санкт-петербургской «песочницы», меня не беспокоит. Вот если то, что я делаю, то, что я говорю, то, что я думаю, насторожит Эдика Артемьева, или Сашу Адабашьяна, или Леню Верещагина, то насторожусь и я. А когда меня поливают и попросту лгут…

Вы понимаете, у человека, который слово «барин» использует в отрицательном смысле, – холопская психология. Рабская. «А, ну конечно, барин приехал!» Кто это может сказать? Кучер. Посудомойка. Дворник. А «барин» – это всего-навсего обращение. «Барин, не хотите ли чаю?» Это как «товарищ, не хотите ли чаю?» или «господин…». Но слово «барин» почему-то стало ассоциироваться со словом «бездельник». Но хорош бездельник – такую картину поднять в условиях разрушенного кино! По восемнадцать часов работать!

Обижает меня это? Абсолютно нет. Я не считаю необходимым выяснять отношения с людьми, для которых слово «барин» оскорбительное. (I, 147)

НЕЗАВИСИМОСТЬ

(2001)

Я привык жить по средствам, и это благодаря воспитанию моей мамы. Она говорила: «Всегда бери от жизни чуть меньше того, на что ты, как тебе кажется, имеешь право».

В этом основа независимости. В этом иммунитет от соблазнов.

То, что мне необходимо для моей жизни, работы, удовольствий, общения, с Божией помощью, у меня есть. Если я хочу поехать на охоту, у меня нет проблем купить все, что необходимо, или взять билет на самолет. Если я хочу заниматься спортом, у меня нет проблемы купить себе хорошую ракетку и заплатить за аренду корта. Я люблю дорогую и классическую одежду. Мне хочется себя чувствовать комфортно, удобно, легко и… независимо в любой ситуации. Кроме того, я считаю, что гарантия твоей независимости – к любому человеку пытаться относиться с серьезным, достойным интересом, кто бы он ни был.

Бунин был убежден, что художнику должен быть интересен любой человек, хотя Василий Васильевич Розанов и писал: «Человек без веры мне вообще неинтересен».

Может быть, он и прав… (II, 36)

НЕЛЮБОВЬ

(1994)

Нельзя строить отношения на нелюбви…

Многие демократы не понимают: не любить большевиков – еще не значит любить Россию. И собирают команду по принципу: ты против них? Значит, с нами!

Это утопия. Ненависть не может объединять.

Мы и фашистов победили не потому, что их ненавидели, а потому, что Родину любили. Сегодня тоже такое время, когда нужно бороться не «против», а «за»… (I, 57)

(1998)

Если меня не любят, то на уровне каком-то генетическом. Как правило, это люди, с которыми я никогда не общался близко и которые не могут сказать, что я им сделал что-то плохое.

Но поговорите с теми, с кем я работаю. Любовь объяснять не нужно: просто люблю со всеми потрохами, мне приятно с тобой быть. Объяснять приходится – нелюбовь. Я могу допустить, что не устраивает вообще мое существование. Независимое, активное, иногда агрессивное. Но никто же не говорит конкретно: ты сделал то-то и то-то дурное.

Я не прошу никого меня любить.

Мне интереснее побыть на велосипеде в лесу, чем на тусовке со стаканом. Мысли приходят, я могу упасть три раза, подняться, матюгаться, орать, проклинать свой велосипед. Это моя жизнь, и никто не заставит меня жить по иным законам. (I, 70)

(2002)

Одна из самых больших издержек и ошибок сегодняшнего мира – это американизация мира, на примерах и образцах которого во многом, к сожалению, воспитываются наши дети, а подчас и взрослые. Ошибка эта заключается в том, что сегодняшние Соединенные Штаты объединяют людей по большевистскому принципу: ты их не любишь, иди к нам!

Принцип нелюбви везде, а в России в особенности, никогда не был и не мог быть основой для долгосрочного сближения людей.

Я подчеркиваю: долгосрочного сближения людей!

Объединяющаяся «против» помещика или заводовладельца толпа объединяется по принципу «мы вместе его не любим». Но, как показала история, когда побеждается тот, кого «не любят», то выясняется, что не любили-то они одно, а любят – совсем разные вещи.

И вот тут начинается собственно жизнь, которая постепенно приводит в тупик…(IX, 1)