Пуговицы
Шрифт:
— Немедленно отправляйся на урок!
— Меня выгнали.
Твёрдым, решительным шагом она вышла из-за стола, прошла мимо меня и распахнула дверь.
— Иди за мной!
Во всём этом внезапном конфликте самое плохое было то, что на самом деле я собиралась поделиться с ней своими подозрениями насчёт Кощея, но вместо этого свернула совсем не в ту степь и провалила всё по полной.
После звонка с урока Томаш нарисовался возле моей парты раньше, чем Бэзил с Лизой.
— Мы вроде бы решили, что ты больше не будешь прогуливать и займёшься учёбой.
— Это
— Но ты согласилась.
— Согласилась. Но я не могу так резко перестроиться. И вообще, ты меня сам вчера усыпил, — я поймала его за пальцы. «Шифроваться» больше смысла не было. — Я только что поругалась с Тамарой и всё ещё очень зла на тебя за утро, поэтому сейчас не самое лучшее время читать мне нотации.
— Разве ты вчера не мечтала о старшем брате? Это обратная сторона. И Даша её принимает по полной.
— Я сегодня после уроков еду к деду в больницу, придёшь потом ко мне?
— Нет, — он сделал манекенское лицо и помолчал, но потом наклонился и с нажимом сказал: — Это ты придешь ко мне и при мне будешь делать уроки. До тех пор пока… Пока не сделаешь всё. Кстати, Даша по-прежнему мечтает накормить тебя печёными яблоками.
Я примчалась в больницу сразу после седьмого урока. Залетела в палату и, как величайший трофей, выложила перед Кощеем конверт с деньгами.
— Вот! Я нашла работу.
Кощей удивлённо скривился.
— Какую же?
— Уборщицей.
Из-за его громкого хохота все остальные деды моментально отвлеклись от своих дел и стали прислушиваться к нашему разговору.
— Уборщицей! Да ты-то дома убраться не можешь, куда тебе уборщицей?
— Буду считать, что это означает «спасибо, дорогая Микки, что принесла деньги».
— Спасибо, — буркнул он.
Я подсела к нему на кровать.
— Слушай, скажи мне, пожалуйста, очень тебя прошу. Умоляю. Зачем Яга в тот дом престарелых поехала? Чтобы Надю проучить, да?
Щетину Кощей сбрил и выглядел гораздо лучше, но синяки под глазами никуда не делись.
— Яга твоя и сама много портачила. Царство ей небесное. Всегда самая умная была, вот и доумничалась.
— Но ты можешь мне сказать, что случилось? Пожалуйста. Я же не отстану. У меня это в крови. От тебя, между прочим.
Кощей снова захохотал, но уже по-доброму и немного смягчился.
— В крови у неё. Выдумает тоже. Надя эта поперёк горла стояла и у неё, и у Тамары. Заставила Тамару её в школу на работу взять и тебя в отместку Яге выгнать собиралась. Яга попросила про неё компромат какой-нибудь найти. Но всё, что я нашёл — это то, что она работала в том доме престарелых. Больше ничего. Ну, тогда бабка твоя и подорвалась — выяснять.
— Ну, а что она там узнала, ты мне можешь сказать?
— Я в подробности не вникал. Не больно хотелось. Мне и работы выше крыши хватает.
— Точно не знаешь?
— Нет, — упрямо сказал он.
Я огляделась и, заметив любопытные глаза, решила потерпеть с полным допросом пока он не вернётся домой.
— Когда тебя выписывают?
Дома Томаша не оказалось, Даша сказала, что он ушёл в магазин за
яблоками, и повела меня в ту комнату, где мы танцевали Джаст Дэнс.— А что там? — я кивнула на закрытую дверь в конце коридора.
— Мамина спальня, — беспечно откликнулась она.
— Даша, — я строго посмотрела на неё. — Я знаю, что вы живёте вдвоём.
— Всё равно это мамина спальня, — Даша хитро улыбнулась. — Хочешь покажу?
В комнате царил полумрак. Шторы зашторены. На кровати валялся банный халат, рядом стояли тапочки. На тумбочке лежали очки и раскрытая книга. Столик перед зеркалом был заставлен пузырьками и баночками. На первый взгляд, настоящая жилая комната и, если бы не холодный, без запаха человеческого тепла воздух, было бы легко поверить, что мама вот-вот вернётся.
— Здесь ничего нельзя трогать, — предупредила Даша. — Слава сделал это на случай, если вдруг придёт кто-то из школы или проверяющие. У нас даже зубная щётка лишняя стоит.
— Но вдвоём в одной комнате, наверное, неудобно. Тем более, Слава мальчик, а ты девочка.
— Он мой брат, какой он мальчик? — Даша весело засмеялась. — Да его и дома почти не бывает. Так что вся большая комната моя.
Мы вышли из «маминой комнаты», и она аккуратно прикрыла дверь.
— А знаешь, что случилось с нашей настоящей мамой? — спросила она таинственным полушёпотом.
— Нет, — подыграла я ей.
— Тебе какую версию? Для всех чужих, Славину или настоящую?
— Конечно, настоящую.
Она сделала вид, что задумалась.
— Нет, извини. Пожалуй, настоящую я не могу тебе сказать.
— Я никому не расскажу… Ты же знаешь, Слава бы меня не позвал сюда, если бы не доверял.
Состроив хитрую мордочку, девочка потащила меня за собой, усадила на ковёр посреди комнаты и сама устроилась напротив.
— Я расскажу тебе Славину версию. Мне он говорит, что она пошла купаться и утонула.
— А на самом деле?
— На самом деле она хотела утонуть и утонула, — Даша выжидающе смотрела на меня. — Только Славе не говори, что я это тебе сказала. Он не хочет, чтобы я знала правду, и я делаю вид, что не знаю.
— Понятно, — я не очень поняла, можно ли расспрашивать и как она вообще относится к этой теме. — А какая версия для чужих?
— Ну… Если кто-то попадается очень любопытный, то мы рассказываем, что она уехала в командировку и скоро вернётся.
Девочка подползла на четвереньках ближе.
— Знаешь, почему я тебе доверяю?
— Почему?
— Потому что у тебя тоже мамы нет. Мне Слава сказал.
— Ну, у меня совсем другое. Моя мама просто отказалась от меня.
— Да нет, тоже самое. Наша тоже от нас отказалась. Ты скучаешь по своей?
— Я её плохо помню. Но стараюсь вообще не вспоминать.
— Вот и я стараюсь не вспоминать. Моя мама была художницей, а твоя?
— Моя… Моя… Да никем. Со мной сидела дома.
— Моя тоже сидела, но не с нами, а сама по себе. Могла сутками из своей комнаты не выходить. Так что мы привыкли, что её нет. У неё часто депрессии были и творческие кризисы.