Пустой мир 3. Короны королей

— Только ради этого? — объяснение подходящее, но Эдвард все равно не верил, что мотивы Стивки настолько просты. — И все?

— Разве этого недостаточно? — Стивки развел руками. — Когда человек наконец-то хочет вырваться из замкнутого круга, в который его забросила судьба? Кастерфакт дал обильную пищу для размышлений, так что я пришел к выводам, которые и вынудили меня обратиться к вам с подобной просьбой. Вы сдержите свое слово, в отличие от остальных.

— Ты так уверен? — Эдвард вздохнул и изобразил улыбку. — О дворянах ты мнения невысокого, так почему же считаешь, что я отличаюсь от остальных?

— Когда о вас даже враги говорят, как о человеке, который никогда не отступается от своего слова, что может быть более высокой похвалой? — объяснил Стивки. — Даже Ярвик, который вас боялся и ненавидел всей душой, не смог сказать ничего, что заставило бы усомниться в этом. И не думаю, что вы станете рисковать своими принципами для того, чтобы убить такого, как я, — он пожал плечами, не желая раскрывать истину: он поставил на кон последнее, что у него еще имелось. Собственная жизнь стала разменной монетой в этой игре, но Эдвард это и так понял. Ему было просто интересно, насколько Стивки сам верит в слово феодала.

— Если ты сдержишь свое обещание, то я, тристанский барон, даю слово чести, что сделаю тебя дворянином, — вернув себе серьезный и строгий вид, заявил Эдвард, посмотрев прямо на своего собеседник., — Убей тоскарийского графа и принеси его голову мне. И тогда ты станешь графом Тоскарии.

Вместо ответа Стивки расхохотался, нисколько не стесняясь барона и всей серьезности этой ситуации. Он долго смеялся под удивленным взглядом барона, и даже далеко не сразу успокоился. Смех его звучал дико и уродливо, отражаясь эхом под сводами часовни, будто наемник не смеялся вовсе, а издевался, стараясь внести как можно больше смятения во всех, кто стоит рядом.

— Простите, барон, но то, что вы сказали, звучит весьма цинично, — несколько успокоившись, ответил Стивки. — Занять место человека, которого сам и убью. Хотя я понимаю ход ваших мыслей. Никому и в голову не придет искать кого-то третьего, когда мои намерения и так предельно ясны. Не боитесь отдавать столь мощный феод в мои руки? — последнее уже звучало как провокация, Стивки тоже старался заглянуть чуть дальше, рассчитывая понять скрытый смысл слов Эдварда, если таковой вообще был.

— Не надейся, что это соглашение будет единственным, — ответил тристанский барон, сложив руки на груди. — Если мы договоримся и покинем это место живыми, то ты станешь мне служить. Это условие не обсуждается. Я не стану требовать от тебя клятвы вассалитета, это меня оскорбляет, но любое действие ты отныне будешь согласовывать со мной. С этого момента ты будешь служить только моим интересам, действовать так, как я скажу, думать так, как я скажу, и говорить только то, что я тебе скажу. Если ты нарушишь это условие, я буду считать, что никогда не давал тебе слова.

— С удовольствием, — Стивки даже поклонился, отставив правую руку, словно пародируя принятый в таких случаях жест. — Такой вариант меня полностью устраивает… господин. Что мне надо сделать сейчас? Преклонить колено? Поцеловать руку? Или что там у вас принято? — продолжил юродствовать наемник.

— Достаточно того, что ты меня услышал, — сухо ответил Эдвард, не желая поддерживать эту игру. — А я услышал тебя. Найди способ со мной связаться, когда выполнишь свою часть нашего договора.

Развернувшись и давая понять, что разговор окончен, тристанский барон вышел из часовни, оставив Стивки в одиночестве. Командор намеренно задержался у могилы первого короля Рейнсвальда, проводив своего будущего сюзерена взглядом. Его заинтересовала эпитафия, высеченная на камне и залитая золотом, не стершимся до сих пор. Эрмар в назидание своим потомкам оставил одно из собственных изречений: «Человек остается человеком лишь когда сражается ради других. Поднявший меч ради собственных интересов, ради утоления собственной жажды наживы и собственного эгоизма, превратится в зверя, для которого все лишь пища, а он себе будет казаться богом. И тем ближе будет его поражение, чем сильнее будет его жажда. Помните об этом, глядя на мир, что мы, ваши предки, вам оставляем. Не позвольте нашей мечте пропасть».

— Твоя мечта погибла, старый король, — Стивки остановился и коснулся рукой могильной плиты. — Балом правят жадность и эгоизм, поэтому спи спокойно и никогда не возвращайся в этот мир. Оставь его себе таким, каким запомнил.

Еще некоторое время постояв у могилы, командор задумался о своем, пока не решил, что провел здесь достаточно времени, и тоже не поспешил к выходу, где должны были дожидаться уцелевшие бойцы его личного отряда. Переговоры можно назвать успешными, а последнее выдвинутое феодалом условие Стивки не беспокоило. Если Эдвард считает, что сможет его контролировать, то пусть так оно и остается, сам он собственные ошибки повторять не собирался, только действовать придется осторожнее. А потом…

В этот момент Стивки даже задержался на ступеньках, посмотрев на беспросветное небо над головой, представив, что может случиться дальше. В тех случаях, когда система становится слишком сложной, когда вокруг слишком много дополнительных ветвей, скрытых ходов и возможностей, она гораздо легче принимает и усваивает чужеродные элементы. Пусть это и будет сложно, но он станет ее частью, станет рейнсвальдским дворянином. И когда получит реальную власть, они все пожалеют, что не смогли убить его, пока еще была возможность. Он отомстит за всех, кто был брошен в эту бессмысленную и бесполезную войну.

В небе мелькнула яркая точка, и командор подумал, что это был шаттл барона. Сейчас этот человек должен жить, поэтому мысленно Стивки пожелал ему удачи. Она ему наверняка пригодится.

***

— Так что же случилось с тоскарийским семейством? — в голосе великого князя звучало искреннее любопытство. — После того, как их флот выступил против наших войск в районе Камских верфей, ваше положение при дворе короля сильно пошатнулось. Даже несмотря на то, каких успехов мы смогли достичь под Кастерфактом, благодаря вашим сведениям. Князья предпочитают быстро забывать хорошее, но превосходно помнят обиды… А ваш промах сложно не заметить… — Дель Галиц отвернулся от открывавшегося с крепостной стены пейзажа и снова посмотрел на своего собеседника, стоявшего чуть поодаль и положившего локоть на станину установленного на этой точке лазерного орудия. Эрсор Розмийский слушал его вполуха, занятый своими мыслями, но паузы в речи собеседника не мог не заметить.

— Я уже объяснял его величеству причины, — ответил бывший граф, отвлекшись от своих раздумий. — Наследник графства пошел против воли отца из собственных соображений, в связи с этим граф передает искренние сожаления по поводу произошедшего. Вы же должны понимать, как воспринимают Саальт рейнсвальдские дворяне, и что разногласия по этому поводу могут быть даже внутри семьи. Инцидент исчерпал себя полностью, тем более, что поставленных целей на том направлении ваши силы все равно добились…

— С куда большими потерями, чем рассчитывали изначально, — сухо ответил великий князь, — Аллирд говорит от имени Саальта, но он не Саальт. Волю королевства представляем мы, члены княжеских родов, существовавших еще в те времена, когда о нынешней королевской династии никто даже не слышал. И именно князья будут решать, как и сколько еще продолжаться этой войне, — он понял, что говорит громче, чем подобает, заметив, как изменилось лицо Эрсора, и постарался успокоиться, вернувшись к своему привычному дружескому тону. — Друг мой, поймите, что ваше положение при дворе очень незавидное, вы держитесь на тонкой ниточке благосклонности одного только короля. А его брат, который скоро вернется, постарается эту ниточку оборвать. Поэтому нам нужны гарантии, что ваши друзья поддерживают Саальт, как можно быстрее. И лучше, чтобы они выглядели весомо.

— Письменное подтверждение с подписью? — усмехнулся Эрсор. — Что вы желаете увидеть? Господин, роль перебежчика такова, что он вообще не может давать никаких гарантий, за исключением собственных слов и собственных действий. И, конечно, в условиях войны ни о чем нельзя говорить со стопроцентной уверенностью. Всегда может случиться то, чего никто не ожидает. Этим наша реальность и отличается, так что если ваши друзья в чем-то не уверены, то можете в точности передать им мои слова. Можете еще представить себя на моем месте, и подумать, кого мне выгоднее поддерживать, вас или же искать какие-то тайные соглашения с Рейнсвальдом. С предателями там обходятся весьма жестоким образом.

— В логике вам не откажешь, — признался великий князь, кивнув головой, — И все же, мы сильно рискуем, доверяясь вашим словам. И доверия в свете недавних событий стало гораздо меньше…

— А кто в наше время не рискует? — чуть улыбнулся бывший розмийский граф. — Только, в отличие от вас, на кон я поставил гораздо больше.

— Возможно, вы не знаете всех моих планов, раз допускаете подобное, — Дель Галиц снова повернулся к нему спиной, переключив внимание на огни порта вдалеке. — Вопрос сейчас все же в другом. Наше последующее наступление на Золотые Ворота Рейнсвальда во многом опирается на ту информацию, что вы нам передали. Ее важность бесценна, разведке понадобились бы десятилетия, но вот теперь возникает вопрос… насколько можно ей доверять?