Путь искушения

Он снова погладил ягодицы и от этого поглаживания все внутри Мишель сжалось.

– Не надо, пожалуйста, - простонала она.
– Я больше не буду.

– Конечно, не будешь. Особенно после урока, который я тебе преподам.

– Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?
– Мишель чуть не плакала.

– Кричи громче, детка.

В следующий миг раздался звон шлепка, а кожу обожгло. Мишель не сдержалась, взвизгнула. Было не столько больно, сколько обидно и унизительно.

– У тебя великолепная задница, детка, - промурлыкал демон.
– Только пока недостаточно красная.

Следом последовал ещё удар, за ним ещё и ещё.

Мишель кричала, плакала, молила, трепыхалась и пыталась вырываться. Но демон держал крепко. И его ладонь безжалостно опускалась на горящие ягодицы. В определённый момент Мишель поняла, что не столько плачет, сколько хнычет, постанывает, с замиранием сердца и какой-то похотливой глубинной внутренней сути ждёт следующего шлепка.

Соски, которые демон терзал до этого, стали невероятно чувствительными, грудь словно налилась тяжестью и сладко ныла. Но самым восхитительным было чувствовать себя абсолютно беспомощной, бесстыдной, лежащей на спинке кожаного дивана с оттопыренным кверху задом, нетерпеливо вздрагивающей в предвкушении следующего удара.

Вырвал из блаженства Мишель тихий смех. Проклятый демоняка, так её унизивший, смел смеяться над ней! А она, закусив губу, силилась сдержать себя, чтобы не попросить его…продолжать… Или чего-то ещё… Чего-то более весомого и ощутимого.

– Да ты просто маленькая шлюшка, конфетка Мими, - хрипло промурлыкал демон.
– Давно мне не попадались настолько грязные девчонки. Я не знаю, кто из нас получил большее удовольствие от порки…

Мишель, не сразу осознав, что её больше не прижимают к спинке дивана, повозила бедрами и захныкала.

– Что?
– раздался над ухом жаркий шепот, от которого голова пошла кругом.
– Ты хочешь о чём-то попросить меня, конфетка Мими?

– М-м, пожалуйста, - только и смогла выговорить Мишель.

– Что ты сказала, лакомая? Я не расслышал? Ты просишь трахнуть тебя? Так быстро?

Эти слова подействовали, как ушат холодной воды.

– Будь ты проклят, Эрам де Вуд, - простонала Мишель и попыталась подняться, но ноги дрожали, к тому же демон снова прижал её к спинке дивана рукой.

– Лежи, недотрога, - сказал демон.
– Ты так упоительно стонешь, что сахарок всё же заслужила.

Мишель охнула, когда твёрдые пальцы развели все ещё горящие ягодицы, скользнули ниже, к складочкам, а демон, опустившийся на колени, подул на самое сокровенное местечко.

Тело её невольно выгнулось, пальцы заскользили по упругой кожаной поверхности.

– Не поцарапай обшивку, пантера Мими, - ласково попросил демон, и, не успела Мишель толком возмутиться, лизнул влажный чувствительный бугорок.

– А-ах-ах!
– вырвалось у Мишель то ли удивленное, то ли обиженное, быть может оттого, что язык демона прекратил ласкать.

Но в следующую секунду ставшее бессовестно чувствительным местечко, накрыл влажный горячий рот. Чуть сомкнув губы, демон принялся посасывать набухшую горошинку, продолжая нежить её языком.

Забыв напутствие инкуба, Мишель впилась ногтями в кожаную обшивку и застонала в голос, оттопыривая бёдра и силясь развести ноги ещё шире.

Её ласково похлопали по ягодицам и продолжили начатое.

Демон дразнил языком, посасывал, вылизывал, играл с влажным бугорком, время от времени раздвигал пальцами складочки, дул...

Мишель вздрагивала всем телом, всхлипывала, хныкала и дрожала от невероятного удовольствия, которое было таким бесстыдным и запретным… и оттого просто невозможно восхитительным, просто невыносимо острым.

– А-ах, пожалуйста, пожалуйста, ещё, - молила она, не замечая, как по щекам катятся слезы.
– Пожалуйста, да, не останавливайся!

Дойдя да какой-то немыслимой вершины удовольствия и бесстыдства, она уже не могла говорить, только хныкала и бормотала что-то невнятное.

Прикосновения горячего языка демона из нежных, почти невесомых, стали ощутимыми, почти грубыми. Демон больше не отстранялся для того, чтобы подуть на её влажное лоно, его движения становились всё более быстрыми и резкими.

– А-ах, - вырвалось у Мишель, прежде, чем она перешла на крик. Кажется, так громко она никогда еще не кричала! И это было крайне необходимым, единственным выходом, чтобы не утонуть в этой невыносимо упоительной неге, удержаться на вершине блаженства, куда привели её умелые касания инкуба, демона вожделения.

И всё же на какое-то время она снова исчезла. Или мир исчез. Съёжился, померк, стал маленьким и незаметным…

Когда ощущения вернулись, первым, что она ощутила, было горячее дыхание демона на щеке.

Повозившись, она поняла, что лежит на коленях демона, поджав ноги.

Сколько же она была без сознания?

Эрам улыбнулся, стоило ей поднять на него взгляд. Тут же вспомнилось все то, бесстыдное, что предшествовало обмороку, и щеки Мишель запылали. И хуже всего было от того, что видеть демона было приятно. Приятно было лежать, свернувшись клубочком в его объятиях, таких опасных и вместе с тем таких надежных и уютных.

– Проснулась, соня, - тихо сказал Эрам.
– Ужин, должно быть, остыл.

– Ужин?
– Мишель часто заморгала.

– Ну да, - усмехнулся демон.
– Я же обещал тебе ужин.

Было в этом что-то неправильное, и вместе с тем какое-то особое удовольствие, чтобы сидеть напротив него на веранде, поглощать умопомрачительные вкусные блюда (оказалось, она жутко проголодалась) и вести беседы светским тоном, словно то, что только что произошло, ей показалось.

«Я теперь каждый раз буду думать об этом, видя этот диван», - думала Мишель и опускала взгляд, когда глаза инкуба, что смотрел на неё, загорались синим огнем.

Демон, казалось, не замечал ее смущения. С невозмутимым видом он подливал ей лёгкого, очень ароматного вина, подкладывал на тарелку каких-то морских гадов, щедро политых лимонным соусом. Мишель чуть не урчала от удовольствия - таким сочным и нежным оказалось их мясо.

Она сама не заметила, как рассказала Эраму о детстве, по-крайней мере о той его части, то осталась в памяти. Казалось, с самого рождения она знала, что ей была оказана великая милость: приёмная семья, довольно-таки воцерковлённая, если не сказать, фанатичная, взяла её из сиротского дома.