Путь
Шрифт:
— Я? — Удивился Аттал, озадаченный такой резкой переменой темы и настроения.
— Ты! — ткнула пальцем в его сторону Алиса. — Зачем ты его тогда выгнал? Ты сказал, чтобы он не показывался, пока его не позовут. Мы до этого хоть каждый день виделись, а тут он вообще потерялся.
— Так вы же разбежались к этому времени?
— Ну и что!
— Алиса, ёпрст, ты же мне сама плакалась, что больше его не любишь! Что он тебе весь… э-э-э… этот, как его, мозг вынес, и ты видеть его не хочешь!
— Ты ничего не понимаешь! Не понимаешь! Я Колю люблю и всю жизнь его любила, понимаешь?! — дочь размазывала макияж по щекам.
— Алиса, шляпа полосатая! Грёбаный компот! Ты же
— Может тогда и разлюбила, а сейчас нет! И это ты во всём виноват! И Доктор этот твой — если бы не он, может, всё бы сложилось иначе! Зачем ты его к нам привёз тогда?!
— Так ты сама попросила же! — совершенно распсиховался Аттал. — Сама попросила, чтобы я его к тебе привёз, чтобы он проконсультировал, помог выбраться из это, как её, из депрессии!
— Он мне никогда, этот Доктор, не нравился! — громко рыдала в ответ Алиса. — Умничает всё время, какие-то шутки дурацкие, вокруг меня носится, как дворняжка. Мне с Коликом было лучше, но ты его выгнал! Зачем ты это сделал?
— Так он накосячил, Алиса, перед Ильсидом меня подвёл!
— Да насрать мне сто куч, папочка, перед кем он тебя подвёл! Я хотела быть первой леди полиса, а теперь я всего лишь паршивая студентка! — её голос дрожал от слёз.
— Какой ещё первой леди полиса? Ты чего несёшь, чтоб тебя осёл копытом?! — начал орать Аттал. — Что значит, тебе насрать?
— Папа! Ты меня не понимаешь совсем! — почти закричала Алиса. — Я хотела быть известной, успешной, богатой, с лучшим мужчиной на свете! Я хотела быть, как Мария Морозини — звездой полиса, а, может, и всего Союза! Я могла такой быть, но где я теперь, папочка? В жопе! В глубокой жопе!
*
Раздражённый Аттал вышел во двор и плюхнулся на лавку у подъезда.
— Поехали!
— Куда поедем-то? — пошёл заводить технику Нипель.
— В жопу, куда ещё? В Ганзу эту вашу, конечно! — Резко ответил Аттал, и уже через пару часов в том же составе они мчались по «Пути» из Аквилеи в небольшой союзный городок, чтобы оттуда добраться до Ганзы. Шурик вертел в руках книгу — подарок Ильсида — она называлась «Сто великих сражений». Мирон с Нипелем рубились в шашки на соседних креслах, а Аттал молчал, тяжело дыша, переваривая какие-то свои мысли и глядя незрячим взором в иллюминатор по правую руку от Доктора.
В душе Александра поднималась волна гордости от того, что ему приходится сидеть на соседнем кресле с самим хозяином Ахеи. Гордости за себя, за Аттала, за жизнь. И тут же внезапно рождался страх, вернее, сомнение — предвестник страха — а не сон ли это, не кончится ли, не успев начаться. Да ещё голова закипала от осмысления того, что пытался сказать Ильсид. Александр напрягал голову и терзался мыслями, но ничегошеньки не мог придумать. Хотя…
— Аттал Иванович?
— Оу? — не поворачивая головы, хмуро отозвался авторитет.
— А можете рассказать мне, пожалуйста, про Ганзу? Хочу понять, чем придётся руководить, — как можно более вежливым тоном спросил Алекс. — Вы же в этом деле самый опытный человек. Может быть, совет какой дадите?
Мирон поставил щелбан Нипелю за проигранную партию. Аттал, словно очнувшись, повернулся к Доктору, внимательно на него посмотрел и уточнил:
— А ты сам-то что за Ганзу знаешь?
— Что я знаю? — переспросил Доктор и начал отвечать. — Ну, это был второй полис, возникший после Великого Потопа. Не очень удачный. Что ещё? В полисе два кампуса, хотя, говорят, что на самом деле три.
— Ага, — кивнул Аттал.
— Изначально, по какой-то причине, в один кампус поселили
только русских…— Откуда переселили-то, в курсе?
— Конечно! Я же немного жил там и своим был — дворовым пацаном. Поэтому хорошо помню, как у меня были друзья из затопленного Питера, Ростова-на-дне…
— На-Дону.
— Сейчас-то на дне.
— Сейчас на дне, согласен, — даже немного улыбнулся Аттал. — Кто ещё, помнишь?
— Из Краснодарского края у меня была девочка — Мила, первая любовь. Из Одессы, Кишинёва ребята, в схоле училось много из Евпатория. Волгоградские, конечно, да даже из Владивостока, и этот, сосед по парте у меня был — Ченка, он из Хабаровска. А классная руководительница из Калининграда, много про камни нам рассказывала вместо химии, — погрузился он было в воспоминания, но Аттал вернул разговор в русло.
— А кого во второй заселили, помнишь?
— Во второй? Немцев и ещё датчан, шведов и ещё кого-то, не помню точно — я политикой никогда особо не интересовался. Ну, и вот. Потом начались между кампусами разногласия, даже КГБ и национальная гвардия разбирались. Убили там полицейских — что-то такое ещё помню, но в остальном слабоват. Я там жил год всего, а после уехал с отцом к нам, вернее, к вам — в Ахею. Ещё до всех этих событий.
— Понятно, — Аттал приподнялся и выкрикнул. — Мирон! Мирон! Иди сюда. Садись вон напротив. Садись. Расскажи товарищу Доктору за Ганзу. Что — почём, хоккей с… э-э-э… с мячом. Мирон у нас спец по Ганзе — он тоже там вырос. Давай, Мирон.
— Так ты тоже жил в Ганзе? — удивился Мирон. — Не знал!
— Я в детстве, год или чуть меньше, — поспешно ответил Александр.
— А я там до двадцати с чем-то лет жил, всех знаю, все меня знают: и котлинские, и гарды. Что значит, про Ганзу, значит, тебе рассказать? — Мирон махом пересел и пожал плечами, будто разминаясь. — Тогда слушай про Ганзу…
— Иваныч, а можно я с вами посижу? — выкрикнул с параллельного ряда Нипель. — А то тут нифига не слышно.
— Ла-а-адно, садись, — протянул Аттал. — Давай, Мирон, начинай уже.
Все сели поудобней и Мирон начал.
— Короче говоря, Ганзу когда начали создавать, то планировали, что это будет что-то типа кооперации. Как и в Аквилее, сначала создали транспортный узел, соединили с белой веткой Союзной трассы «Путь», и заселение пошло. В Ганзе суть расположения полиса заключается в том, что в семидесяти километрах южнее находится крупный узел синей ветки, соединяющей промзоны…
— По-по-по!* (О-го-го!) — удивился Алекс. — То есть ещё и транспортный узел промышленной ветки находится недалеко от Ганзы?
— Совершено верно! Я ж говорю, уникальное месторасположение! Поэтому задачей Ганзы сразу стала торговля, сам понимаешь. Брать крупные партии товара с синей ветки, потом по дорожной трассе до полиса и через белую ветку, через Аквилею, распространять мелкий опт по другим полисам и городам Союза.
— Хорошая идея!
— А я тебе о чём? Так поначалу и складывалось, причём очень, скажу я вам, неплохо. Полис был ещё крошечным, домов триста, а в нём уже появился первый миллионер — Кудлатый Бёрн, так его звали. Норвежец, вроде бы. Тогда все о Бёрне заговорили, даже в Союзе, и знаешь, мне кажется, что именно его успех начал привлекать других людей, в основном с севера Европы. Полис начал расти понемногу, первым бургером* (бургомистром) стал поляк Гилли Градский — хороший мужик, знаю я его. И он меня, визуально. Градский давно уже от дел отошел, но до сих пор многое может — он серый кардинал немецкого кампуса, не меньше. Через какое-то время богатства у него стало намного больше, чем у Кудлатого Бёрна. Кстати, это Гилли создал Хольмгард, не знаешь?