Путь
Шрифт:
Он протянул коробочку Коляну, но тот усиленно шевелил губами и не сразу среагировал. Тогда соскочила Алиса взяла подарок, крепко обняв и расцеловав отца. Тут очнулся Кащей, ринувшись обнимать и жать руку тестю. Затем молодые вместе открыли коробочку.
— Тут золотой ключик, папа!
— Да, дети мои, этот ключ поистине золотой. Это ключ, — Аттал выдержал эффектную паузу. — Это ключ от Ахеи. Ибо ребёнок, родившийся в этом браке, получит самое ценное, что есть у меня — он получит в наследство полис Ахею! Это говорю вам я — Аттал! Пусть все услышат и запомнят мои… эти, как их, э-э-э…
У Коляна остановилась челюсть, Алиса вытаращила глаза, все в изумлении переглянулись.
*
— Что, может, уже поговорим? — первый прервал тишину Митяй Котлин, оглядев остальных.
За несколько дней до свадьбы, в уютной комнате отдыха большой деревянной бани, обмотавшись полотенцами, отдыхали три джентльмена. Полный и старый Гилли Градский шумно отдыхивался после парилки на широком шезлонге, Митяй Котлин разливал по кружкам квас, а Саня Доктор резал мягкий солёный сыр. Компания отдыхала мирно, хотя настороженные взгляды каждого из троих нет-нет, да пронзали тёплое помещение. Особенно часто зыркал Доктор, с любопытством оглядывая своих спутников. А смотреть, поистине, было на что.
На левом плече и белой груди старика Градского розовели два крупных зарубцевавшихся пулевых отверстия — вот, наверное, почему с левой стороны рука у него была намного суше, чем с другой. Впалая грудь вмещала татуированные изображения двух женщин, изрядно, впрочем, потускневших и обвисших. Вдоль предплечья был наколот кинжал, обвитый змеёй, причём, скорей всего, оружие и пресмыкающееся набивались разными мастерами в разное время, поскольку кинжал выглядел так, будто его колол новичок-любитель, а вот змея отличалась филигранностью работы.
У Котлина татуировок не было, зато шрамов… Поперёк спины через позвоночник проходил широкий и протяжённый прямой рубец, начинавшийся у лопатки и уходящий вниз до самой поясницы. Плохо зашитый след от ножа красовался справа от живота, изгибаясь в районе печени. На обоих запястьях розовели следы, как будто от каких-то шипов. На левой голени двумя полукружьями темнели глубокие коричневые шрамы, похожие на следы от укуса. «И как это ему удалось в живых остаться после такого?», — размышлял Саша, как вдруг его мысли прервал вопрос Митяя, на который тут же откликнулся Гилли:
— Што ж, давай пагаворым, Мицяй. — Медленно покачал головой старик, как бы размышляя с чего начать. — Вот посуди сам, мы з табой подписалися, шо не будзем дапамагаць Дохтару. Потаму я яму и не дапамагаю.
— Как так? — удивился Митяй.
— Я трошки пособляю Бо, ты знаешь гэту дивчинку.
— Знаю.
— И вось яна задумала двигать на ближайших выбарах в Ганзе адну вельми интэрэсную кандыдатуру.
— Уж не Александра ли нашего Доктора, осмелюсь предположить? — сыронизировал Митяй, бросив взгляд на Сашу.
Гилли неопределённо пожал плечами и промолчал. Митяй продолжил:
— Двоякая такая ситуация складывается, Гилли. И так, и так можно на этот вопрос посмотреть. Да, формально Доктору ты не помогаешь, но фактически… А ты, вообще, не боишься рисковать, рассказывая мне об этом?
— Нет, Миця, не баюся. — Тяжко вздохнул старик. — Яшчё зусим недавно я б гэтого
не сробил, но теперь ты разумеешь, што ани хочуть нас краями развесци и адзин за адным жахнуть. Ты же сам разумеешь?— Я понимаю тебя, Гилли. — Митяй протянул ему кружку. — Хорошо понимаю.
— И пры таких раскладах аставаца аднаму табе не в масць. Славочка с Атталом цебя вкатают. Проста вун из баньки выйдзешь вечарам, и в цебя пулька прылетит. Ты ведаешь их звычки* (Ты знаешь их привычки).
— Знаю, Гилли, знаю, — Митяй задумчиво отпил глоток из своего стакана. — И тебе тоже одному оставаться не в жилу, согласись?
— Но ты не побояуся травиць самого Арлана. — Старик понизил голос. — Но нашто?* (зачем?) Бить яго пацанёнка пры всих — гэта сурьёзный рыск. Можна была и помягчей.
— Нельзя помягче, Гилли. Мне ж отступать некуда. Они в любом случае с меня начнут, сам знаешь. И тут предо мной разворачивается два пути, — Митяй привстал со скамьи, — или Орлан бьёт меня, но на этот случай я дал задание всем своим детям, племянникам и внукам отомстить Орлану. Кто-нибудь из них да устроит кровавую вендетту.
— Или?
— А второй путь заключается в том, что он может и не признать пацанёнка за своего.
— Что значитц, не прызнаць?
— А ты не понимаешь? Кащейка не так давно вернулся к отцу, а до этого лет десять жил с Атталом. Дошло? Они с Орланом ещё не родные, не притёрлись. Орлан же такой мужик — чтобы стать для него своим, нужно грудью пулемёт закрыть, как минимум. А тут бах-бах, он узнаёт, что Кащейка фуфлогон. Как он поступит? Впряжётся за фуфлогона, что ли? Или как?
— Я-то не ведаю, Мицяй.
— И я не знаю. Поэтому решил проверить, — с какой-то злостью выдохнул Митяй.
Повисла долгая тишина. Саша Доктор молчал в тряпочку. Котлин поглядел на него в упор, но Саня не отвёл взгляда, и Митяй продолжил, обращаясь снова к Гилли:
— Для меня другой вопрос важен: а мы с тобой фуфлогонами не станем? Мы ведь подписывались не помогать Сане Доктору. А что получается теперь?
— Хто Дохтару дапамагае? Я — ни. Я Бо дапамагаю. А чым именна, так гэта ужа наша з ей забота.
— Гилли, Гилли, — прервал его Митяй, — давай уйдём от лирики. Потому что по факту ты предлагаешь нарушить слово чести. Ты знаешь, что я на такое не подпишусь.
— Ничога подобнаго я не прапаную* (не предлагаю). Я дау Бо грошей и познакомиу её з Чезаре. Вось и усё. Дзе тут парушение паняций гонору?* (Где тут нарушение понятий чести?)
— Ха! А деньги-то ты ей дал в долг или так?
— А гэта ужо наши з ей справы* (наши с ней дела), и никога не касается. Кажу тильки адно — ты можаш гэтак же договорица. И нияких прэтэнзий.
— Мочь-то могу. Но дело-то в другом, Гилли. — Митяй потёр лоб, прежде чем высказаться, затем поднял взгляд и вдумчиво заглянул в глаза Гилли. — Ты серьёзно хочешь пойти не только против Аттала и Орлана, но и против всего Совета?
— Не, я не иду супротив Совета, Миця. Я чую, што Ильсид не падтрымау* (Я знаю, что Ильсид не поддержал) Арлана и Атала, када на Совете устало пытание аб том* (встал вопрос о том), хто стане гаспадаром Ганзы. Так што Ильсид за их не должён впрягтись.
— Откуда ты это знаешь?