Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения

Свойства предмета при этом не меняются. Но после того как он превратился в носитель значения «окно» или «ваза», становится заметным различие свойств в соответствии с их статусом. «Ведущим» свойством окна является прозрачность, в то время как сферичность представляет собой сопроводительное свойство. У вазы, напротив, сферичность является ведущим свойством, а прозрачность — сопроводительным.

Этот пример позволяет нам понять, почему схоластики подразделяли свойства объектов на essentia и accidentia. При этом они всегда имели в виду лишь носитель значения, в то время как свойства ни с чем не связанных предметов никак не классифицировались. Лишь более или менее крепкая связь носителя значения с субъектом позволяет подразделить свойства на ведущие (существенные = essentia) и сопроводительные (несущественные = accidentia).

В качестве третьего примера мы возьмем предмет, который состоит из двух длинных жердей и множества коротких, скрепляющих обе длинные жерди и приколоченных на одинаковом расстоянии друг от друга. Я могу придать этому предмету тональность лазанья, типичную для лестницы, если прислоню под наклоном длинные жерди к стене. Однако я также могу придать ему целевую тональность изгороди, если горизонтально укреплю одну из длинных жердей на земле.

Вскоре станет очевидно, что для забора расстояние между поперечными жердями играет второстепенную роль, у лестницы же оно должно соответствовать ширине шага. Таким образом, в носителе значения «лестница» можно различить примитивную схему пространственного построения, благодаря которой можно осуществить восхождение или нисхождение.

Используя неточное понятие, мы обобщенно называем все вещи нашего обихода предметами (хотя все они без исключения являются носителями значения для человека), как будто они представляют собой некие отстраненные объекты. Действительно, мы нередко говорим о доме со всеми находящимися в нем вещами как об объективно существующем, совершенно не принимая во внимание людей — жильцов этого дома и владельцев этих вещей.

Насколько искаженной является такая точка зрения, станет очевидным сразу, как только мы поставим на место человека в качестве жильца дома собаку и понаблюдаем за ее отношением к вещам.

Благодаря опытам Эммануила Георга Сарриса [54] мы знаем, что собака, научившаяся по команде «стул» садиться на него, после того как стул убирают, выискивает другие варианты для сидения, и притом подходящие именно для собаки, а не для человека.

Все варианты, подходящие для того, чтобы сесть, являясь носителями значения, связанного с этим действием, окрашены одной и той же тональностью сидения, ибо каждый из них может быть замещен другим, и по команде «стул» собака может одинаково ими воспользоваться.

54

Эммануил Георг Саррис (1899–1971) — аспирант Икскюля, зоопсихолог, педагог.

И потому, если мы будем рассматривать собаку как обитателя дома, мы обнаружим множество предметов, наделенных тональностью сидения. Равным образом мы найдем множество предметов, которые в восприятии собаки окажутся окрашены тональностью еды и питья. Лестница, без сомнения, будет иметь тональность лазанья. Но многие из предметов мебели для собаки имеют лишь тональность препятствия — прежде всего двери и шкафы, будь они книжные или бельевые.

Вся мелкая домашняя утварь, например ложки, вилки, спички и так далее, за ненадобностью теряет всякое значение для собаки.

Никто не станет спорить с тем, что впечатление, остающееся от дома с вещами, которые пригодны лишь для собаки, весьма неполноценно и совершенно точно не соответствует его истинному назначению.

Не следует ли нам заключить на этом основании, что, например, лес, который поэты воспевают как наилучшее местопребывание для человека, никак не может быть воспринят в своем истинном значении, если мы будем ориентироваться лишь на наше собственное видение?

Прежде чем развить эту мысль, поместим здесь фрагмент главы об окружающем мире из книги Вернера Зомбарта [55] «О человеке»: «Не существует леса как объективно и строго определенного окружающего мира, но у каждого: лесничего, охотника, ботаника, путешественника, мечтателя, знатока деревьев, собирателя ягод, — есть свой лес, имеется также и сказочный лес, в котором заблудились Гензель и Гретель».

55

Вернер Зомбарт (1863–1941) — социолог и экономист.

Значение леса приобретет тысячи оттенков, если мы не будем ограничиваться его связями с человеческими субъектами, а включим сюда и животных.

И всё же бессмысленно упиваться созерцанием великого множества окружающих миров, сокрытого в лесу. Чтобы разобраться в их хитросплетении, гораздо полезнее остановиться на одном типичном случае.

Рассмотрим, например, стебель распустившегося лугового цветка и зададимся вопросом о том, какие роли отведены ему в четырех следующих окружающих мирах: 1. В окружающем мире девушки, срывающей цветы и собирающей пестрый букет, чтобы прикрепить его в качестве украшения к лифу своего платья. 2. В окружающем мире муравья, для которого равномерный узор на поверхности стебля служит идеальной мостовой, позволяющей ему добраться до места своего питания в листьях цветка. 3. В окружающем мире личинки цикады, которая проникает в проводящие пути стебля и использует его как насосную станцию, чтобы построить водянистые стены своего воздушного дома. 4. В окружающем мире коровы, захватывающей своим широким ртом стебли и цветки, чтобы их проглотить и использовать как пищу.

В зависимости от окружающего мира — сцены, на которую он попадает, — один и тот же цветочный стебель играет разные роли: украшения, пути, насосной станции или, наконец, пищи.

Это действительно достойно удивления. Сам по себе цветочный стебель, будучи частью живого растения, состоит из планомерно сочлененных компонентов, образующих вместе механизм более продуманный, чем любая из машин, когда-либо созданных человеком.

Те же компоненты, которые в цветочном стебле подчинены общему строгому плану строения, распределяются, обособляясь друг от друга, по четырем окружающим мирам и там столь же строго вписываются в совершенно иные структуры. Каждый компонент органического или неорганического объекта, после своего выхода на сцену жизни животного субъекта в качестве носителя значения, вступает во взаимодействие со своим, если можно так выразиться, «дополнением» в теле субъекта, служащим для усвоения этого значения.

Этот факт заставляет нас обратить внимание на мнимое расхождение, обнаруживающееся в основополагающих характеристиках живой природы. Две планомерные структуры — строение тела и строение окружающей среды — противостоят друг другу и как будто находятся в противоречии.

Необходимо отчетливо осознавать тот факт, что структура окружающего мира столь же самостоятельна, как и структура строения тела.

Каждый окружающий мир образует замкнутое в себе единство, все части которого обусловливаются их значением для субъекта. В зависимости от своего значения для животного сцена жизни охватывает то широкое, то узкое пространство, состоящее из отдельных мест, количество и величина которых целиком зависят от распознавательных способностей органов чувств конкретного субъекта. Зрительное пространство девушки аналогично нашему, у коровы оно простирается за пределы ее пастбища, в то время как его диаметр в окружающем мире муравья не шире полуметра, а у цикады — не превосходит и нескольких сантиметров.

В каждом пространстве своя картина мест. Прикасаясь к цветочному стеблю, девушка совершенно не ощущает мелкое мощение, которое, напротив, осязает, забираясь на него, муравей, и уж тем более это мощение незаметно для жующей коровы.

Построение структуры цветочного стебля и его химическая природа не играют никакой роли на жизненных сценах девочки и муравья. И напротив, для коровы важно, как ее организм усваивает сено. Цикада выцеживает из тонко организованных проводящих путей стебля необходимые ей соки. Она способна, как это продемонстрировал Фабр, добыть совершенно безвредный сок для своего пенного домика даже из ядовитого молочая.

Абсолютно все объекты, попадающие в сферу окружающего мира, переиначиваются и преобразуются до тех пор, пока не превратятся в носитель полезного значения, в ином случае они совершенно не принимаются в расчет. При этом исходные компоненты нередко грубо отделяются один от другого, без оглядки на структуру, которой они подчинялись прежде.

Насколько многообразны носители значения в разных окружающих мирах по своему содержанию, настолько они схожи по своему строению. Одна часть их свойств постоянно служит для субъекта носителем признаков восприятия, другая — носителем признаков действия.