Пьяные сны
Шрифт:
Он опять тащил ее за руку и лицо его горело злобою, а она, едва успевая переставлять ноги, почти бежала, закрыв лицо свободною рукою.
– - Не любишь, -- хрипел Чуговеев, -- а тогда любила, шлюха подлая!
Он втащил ее в столовую, а Игнатьиха прошмыгнула к себе и без сил опустилась на табуретку.
– - Что ж это, Мать Пресвятая Богородица!
– - бормотала она, -- он ее убьет! Совсем убьет! Али позвать молодцов!
Но потом она одумалась и, вместо того, чтобы бежать вниз, полезла за настойкою.
А из комнаты хозяина слышались уже стоны, звон посуды и пьяный
– - Моя ты теперь! И все! Вовек не прощу!.. Танька, Танюшка, и что ты с нами наделала. Что я, что ты? Мало смерти ему, подлецу! Ревешь! О нем! О нем, подлая! Так я ж тебя! Что, мало? Еще захотела! А-а-а! Вот тебе!
– - Господи Владыка живота моего!
– - бормотала Игнатьиха и хлопала стаканчик за стаканчиком...
Сверкнула молния, загремел гром и с новой силою полился дождь...
– - Милая, выпусти ты меня отсюдова!
– - услышала Игнатьиха тихий голос и открыла заспанные глаза. Перед нею стояла оборвашка. Лицо ее было бледно-зеленое, волоса кое-как приглажены, она старалась платком прикрыть разорванную у ворота кофту и жалобно говорила.
– - Милая, выпусти ты меня отсюдова!
Игнатьиха молча поднялась с табуретки, шатаясь добрела до двери, молча раскрыла ее и только успела увидеть, как женщина скользнула в дверь и почти бегом спустилась с лестницы.
Игнатьиха захлопнула дверь и вернулась в кухню.
Корней уже стучал в двери.
Она впустила его и начала затоплять плиту.
– - Ну, что было?
– - спросил Авдей Лукьянович, едва вошел в кухню.
– - Уж и была возня!
– - сказал Федор Павлович.
– - Всю ночь. Не то дрались, не то в чехарду играли.
– - Дрались!
– - в один голос сказали Степка с Яшкой.
Игнатьиха, хмурая и расстроенная, сухо ответила:
– - А я ничего не слышала. Спала!
Авдей взглянул на нее исподлобья.
– - А что теперь делают?
– - А ты поди да посмотри, -- отрезала Игнатьиха.
– - В лавку, надо полагать, не придет, -- сказал Антипка, и все принялись за еду.
Игнатьиха проводила молодцов, сходила за провизией и стала возиться на кухне.
X.
Господин за справкой
Чуговеев весь день не был в лавке. Авдей Лукьянович чувствовал себя в ней полным хозяином.
Он даже шутил и смеялся с мальчишками, а своему племяннику не мешал говорить сколько угодно.
И без хозяина казалось не так мрачно в лавке, чему, быть может, содействовал ясный день.
Наступал уже вечер. Авдей Лукьянович приказал зажигать лампы, когда дверь отворилась и в лавку, свертывая зонтик, вошел высокого роста господин.
– - Магазин Архипова?
– - спросил он.
Авдей Лукьянович выступил из-за прилавка.
– - Бывший Архипова. Так точно-с! Что изволите?
– - Скажите, пожалуйста, с месяц тому назад к вам не заходил от нас агент?
– - спросил господин.
– - К нам их много ходит. Про кого изволите спрашивать?
Федор Павлович,
Антипка и мальчишки вышли на середину лавки и окружили высокого господина.– - Комиссионер от Торнтона, -- пояснил господин, -- Валентин Викторович Полозов. Мы его сюда за расчетами посылали.
Федор Павлович быстро выдвинулся.
– - Наш хозяин...
– - начал он, но Авдей так дернул своего племянника, что он сразу замолчал.
– - Комиссионер от Торонтона был у нас действительно. Оставил счет и ушел. Сказал, дня через три будет, -- сдержанно ответил Авдей Лукьянович.
– - И не был?
– - Больше не был.
– - И денег не получил?
– - Мы платеж изготовили, а его не было. А что?
– - Да пропал!
– - ответил господин, -- тысячи четыре получил денег и пропал. В нумерах сказали, что сначала приходил аккуратно, потом стал будто гулять, а потом пропал. В полицию заявили, а полиции что?
– - Так-с, -- равнодушно сказал Авдей Лукьянович, -- бывает. Денежки получат и -- ау!
– - До свиданья, -- сказал господин, -- а хозяин когда бывает?
– - Как придется. Днем почти всегда.
– - Я зайду еще раз!
– - Сделайте вашу милость, да и счетик очистить надо!
Господин ушел, а Авдей Лукьянович тихо засмеялся и потер себе руки.
XI.
Сожительница Чуговеева
Чуговеев совсем забросил лавку и только два раза, зайдя утром в кухню, наказал Авдею прислать с мальчиком всяких материй.
С того вечера, как он во второй раз привел убежавшую оборвашку, он совсем засел дома и жизнь у него закрутилась в каком-то пьяном безумном угаре.
Часов в двенадцать Игнатьиха бежала за Корнеем на двор.
– - Иди, Корней, хозяин зовет!
Корней приходил и из рук хозяина, угрюмого, с отекшим лицом, получал деньги и записку, по которой шел на Средний проспект и закупал вино и закуску.
– - Куда это ты каждый день?
– - спрашивал приказчик, увязывая корзинку.
– - Хозяин свадьбу правит, -- с усмешкой отвечал Корней и тащил корзинку домой, рассудительно отделяя от сдачи большую часть в свою пользу, а потом и вовсе не отдавая ничего хозяину.
Игнатьиха уже ставила самовар и день Чуговеева начинался, чтобы окончиться тогда, когда он истратит всю энергию, возбужденную безумием и вином.
– - Иди чай пить!
– - ласково будил он свою недавнюю сожительницу, которая одетая лежала на широком клеенчатом диване.
Она открывала глаза и тотчас испуганно вскакивала и кое-как оправляла волоса и платье.
– - Пожди, пожди, -- говорил ей Чуговеев, -- справлю тебе одежду всю. Барыней будешь!
– - Не надо мне ничего, Никандр Семенович!
– - говорила она тихо.
Он делался темнее тучи и резко кричал:
– - Опять по-старому! Не можешь выговорить! А?
– - Никаша, -- робко поправлялась она, и он широко улыбался.
– - Вот так, моя любушка! Идем чай пить. Я и водки приготовил!
– - прибавлял он.