Пять минут жизни

Джимми слегка пожал плечами и посмотрел на мои пальцы на своей коже.

– Ты хотела свободы. Ты ее заслуживаешь. Я хотел, чтобы это произошло.

Я опустила взгляд, провела кончиком пальца по его суставу.

– Чего еще ты хочешь, Джимми?

Его темные глаза встретились с моими, и он тяжело сглотнул. Я чувствовала его желание. Видела, как оно горело в его глазах. Услышала в словах, которые он только что проглотил, и мое сердце застучало в ожидании.

– Я хочу есть, – наконец сообщил он. – Умираю от голода.

Оторвался от меня и вылез из грузовика.

– Эх, – сказала я пустой кабине.

Может быть, я в корне ошибалась насчет Джимми. Может, он не чувствовал ко мне то, что я чувствовала к нему.

«После того, как он меня так поцеловал? – подумала я, возвращаясь к тому прекрасному утру. – Невозможно».

Но я внезапно испугалась, стоит ли торопить события. Как ожидание результатов биопсии – возможно, просто лучше жить в блаженном невежестве. За исключением того, что это не походило на блаженство. Это была пытка.

«Я просто сделаю все по-старому и соблазню его».

Джимми подошел ко мне и открыл мою дверь, впуская в кабину летнюю влажность. По дороге в закусочную я забрала волосы наверх, чувствуя, как взгляд Джимми скользит по изгибам моей шеи и груди.

– Увидел что-то интересное? – поддразнила я.

Он отвел взгляд и открыл мне дверь закусочной. Хозяйка тут же поприветствовала нас.

– Вы вдвоем? Сюда.

Она усадила нас по разные стороны широкого стола, отчего между Джимми и мной пролегла целая миля липкого пластика.

– Уютно, – заметила я, когда мы устроились.

Пришла усталая официантка.

– Напитки?

– Шоколадный молочный коктейль, пожалуйста, – попросила я. – С двойной вишней.

Она повернулась к Джимми.

– А тебе, милый?

– Кока-колы.

Я открыла меню.

– Боже, я хочу попробовать всего понемногу. Вечность не ела гамбургер и картошку фри. То есть я знаю, что это неправда, но чувствую, будто я голодающий, а вся моя жизнь – это меню. Еда, музыка, искусство, переживания, секс…

Джимми поерзал на стуле и принялся играть вилкой.

– Ничего не поделаешь, – сказала я. – Я так по всему этому соскучилась.

Официантка вернулась с газировкой и моим коктейлем. Я от души втянула жидкость через соломинку и застонала, когда сладкий коктейль попал мне в рот.

– Боже мой, какой холодный, – сказала я со смехом. – Но оно того стоит.

Я взяла вишни и облизала с них взбитые сливки, прежде чем откусить их от черешка. Джимми, хмурясь, наблюдал за мной темными глазами, сжав кулаки на столе.

– Что?

– Н-ничего.

Я наклонилась над столом.

– А твои добрые глаза сейчас не такие уж добрые. Ты выглядишь так, будто прикидываешь, что еще я могла бы сделать своим языком.

Джимми переместился на своем месте.

– Это несложно.

– Это плохо?

– Нет, но…

– Но что?

Когда он не ответил, я бросила вишневый черешок на стол и с разочарованным вздохом откинулась назад.

– Хватит, Джеймс. В чем дело? Почему сегодня ты не попытался поцеловать меня, если вчера мы едва не растерзали друг друга на парковке? – Я снова наклонилась вперед. – Даже если ответ разобьет мне сердце, я бы предпочла жить с этой болью, чем в неведении. Итак, я собираюсь спросить. Я тебе небезразлична, Джимми?

– Да, – сказал он, встречая мой взгляд. – Но я не должен был тебя целовать.

– Раз уж ты сам упомянул, – подхватила я, подмигнув. – Почему?

– Я должен быть осторожен.

– Потому что не доверяешь мне, якобы я не знаю, чего хочу?

– Что-то в этом роде.

Мои глаза распахнулись.

– А я-то думала, ты не такой, как они. Что ты единственный…

– Тея, – сказал он тверже, чем за всю нашу поездку. Я замолчала. – Я знал тебя до процедуры дольше, чем после. Все эти недели мы разговаривали и слушали музыку, и каждая беседа, которую мы строили, из раза в раз разрушалась амнезией. Снова и снова. В глубине души я до смерти боюсь, вдруг ты…

– Снова уйду?

Он кивнул.

– Я никогда не хотел тебя вынуждать. Вот почему я не должен был целовать тебя в «Голубом хребте». Я должен был дождаться, пока мы не окажемся за этими воротами.

– Мы уже за ними, – напомнила я, жалея, что не дотянусь взять его за руку. – Мы здесь, сейчас. Вместе.

– Но не ради меня, – возразил он. – Мы здесь ради тебя. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я пытаюсь чего-то от тебя добиться.

– Я так не думаю, – сказала я. – Но мы здесь и ради тебя тоже. Ты хороший человек. Ты тоже заслуживаешь счастья. Не так ли?

Он пожал плечами, поднимая на них всю тяжесть своей беспросветной жизни. Никакой жалости к себе, просто душераздирающий жест покорности.

Подошла официантка с гамбургерами и двумя корзинами картошки.

– Держите. – Она поставила заказ. – Что-нибудь еще?

– У нас все хорошо, спасибо, – поблагодарила я. Я игнорировала божественный запах жирной пищи у меня под носом и продолжала смотреть на Джимми, который смотрел на меня в ответ. Я никогда не видела его таким суровым и пугающим. Каменная стена, возводимая год за годом, чтобы защитить ребенка, у которого не было ничего и никого.

– Хочешь знать, считаю ли я, что заслуживаю счастья? – спросил он в ответ на мой выжидательный взгляд. – Нет, не считаю. Жизнь так не работает. Мир ничего мне не должен, и я давно перестал ждать. Конец истории.

Наступило короткое молчание. Никто из нас не говорил и не предпринимал попыток прикоснуться к еде.

– Я думаю, что именно так устроена жизнь, – мягко сказала я, сознавая, что разговариваю с человеком, которому жизнь дала только самое необходимое. – Думаю, все заслуживают счастья. Оно там, ждет, чтобы прийти к нам, но мы должны открыться ему навстречу. Мы должны верить, что заслуживаем его, чтобы дать ему шанс.

– Вот так просто?

– Да, – сказала я. – Так просто и все же иногда так сложно это сделать.

Джимми кивнул на мою еду.

– Ешь, – велел он, с легкой улыбкой на губах. – Остынет.

Мой аппетит пропал. Гораздо важнее было заставить его увидеть, что я знаю, чего хочу. Прокричать, что я всецело ему доверяю, а он может доверять мне. Но Джеймс Уилан ничего не брал для себя, даже если заслуживал всего. Вполне возможно, что идея быть любимым была настолько чужда ему, что он не разглядел бы ее у себя под носом.