Пять минут жизни

Я не могла сформулировать мысль, пока мы не направились к крылу Саклера и не встали перед храмом Дендура, который перевезли из Египта кирпичик за кирпичиком через всю Атлантику и собрали здесь.

Я ожидала, что у меня захватит дух при виде храма и двух огромных статуй, которые его охраняли. Но я вздрогнула и потерла руки.

– Могила.

Джимми посмотрел на меня сверху вниз.

– Нет, – поправилась я. – Это святилище, а моя амнезия… Вот как это ощущалось. Могила, а «Голубой хребет» был пирамидой, где хранились все вещи, необходимые мне для жизни. Но это была не жизнь. Вот жизнь, и мне больше не нужна пирамида. Я свободна.

Мы стояли бок о бок перед памятником. Я вдохнула через нос и выдохнула.

– Ладно, – сказала я, сунув руку в ладонь Джимми. – Идем дальше.

Мы направились на выставку Леонардо да Винчи и оставались там до тех пор, пока не увидели столько, сколько мог выдержать Джимми, прежде чем ему стало скучно, – а потом вернулись к яркому солнцу, и пространство между нами уже не казалось таким уж большим.

– Пункт номер два в моем списке: пикник в Центральном парке, затем прогулка по Боу-Бридж. Умираю от голода.

– Как насчет хот-дога? – кивнул Джимми в сторону продавца на улице.

– Мне отчаянно нужен хот-дог. – Я ахнула и схватила Джимми за руку, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Это же ее реплика.

Он ухмыльнулся.

– Дай угадаю. «Офис»?

– Я ждала два года, чтобы куда-нибудь ее вставить. Вот теперь моя жизнь идеальна.

Он закатил глаза.

– Хватит, женщина. Давай раздобудем тебе хот-дог.

Мы купили два хот-дога, два лимонада и два маленьких пакетика чипсов и отнесли их на скамейку в тени огромного дуба.

После того, как мы поели, Джимми скомкал сал-фетку.

– Кажется, мне мало.

– Сейчас, – сказала я, вскочив на ноги.

– Нет, я сам.

– Не в этот раз. – Я поцеловала его в щеку. – Пять минут.

Я вернулась с еще одним хот-догом для него, с дополнительной горчицей и соусом.

– Черт, я забыла салфетки.

– Тея, подожди. Я схожу.

– Нет. Ты ешь.

Я вернулась к продавцу, практически прыгая от счастья, и пришла обратно с кучей салфеток.

– Вот, пожалуйста, – заявила я, плюхаясь на скамейку рядом с ним. И сделала глоток своего лимонада. – Боже, сегодняшний день не может быть более совершенным.

Джим не притронулся к своему хот-догу. Я озадаченно посмотрела на него, и он отвел взгляд, уставившись на парк.

– Что там дальше? – спросил Джим. – Боу-Бридж?

Я кивнула.

– Это одна из самых фотографируемых достопримечательностей в Нью-Йорке. Так красиво и романтично. – Я подтолкнула его руку. – И если с тебя хватит картин и красивых мостов, сегодня вечером мы можем пойти… Я не знаю. На Рестлманию [5] или что-то в таком духе.

Он не улыбнулся, просто встал и отдал свою еду бездомному, сидевшему на соседней скамейке.

5

Рестлмания – ежегодное рестлинг-шоу.

– Ему это нужно больше, – пояснил Джим в ответ на мой взгляд.

– Хорошо.

Милый поступок, но грусть снова появилась в его глазах.

Мы пришли к Боу-Бридж, изящной арке, перехватывающей озеро, и пересекли его вместе с дюжиной других туристов.

– У нас нет ни одной совместной фотографии, – сказала я, вытащив свой телефон из рюкзака. – Это будет первый кадр на моем телефоне с момента аварии. Думаю, это уместно. Моя старая жизнь прямо рядом с новой, и ничего нет между ними.

Мы приблизились друг к другу, я подняла телефон и развернула треснутый экран, чтобы захватить нас, зеленые воды озера и Нью-Йорк, возвышающийся за верхушками деревьев.

– Скажи «чиииз», – протянула я, и у меня перехватило горло. Услышав слезы в моем голосе, Джимми повернулся ко мне, и тут раздался щелчок.

Мы наклонились над телефоном, чтобы посмотреть кадр.

– Не очень весело. Я, очевидно, собираюсь плакать, а ты смотришь на меня. – Я покачала головой и сглотнула. – Ты так много на меня смотришь…

Слова разваливались на части. Джимми притянул меня к себе.

– Я никогда так много не плакала, – сказала я ему в грудь. – А может, нет. Но точно не испытывала так много сильных эмоций. Ужасное горе и чистое счастье.

Мы несколько минут стояли на мостике, обхватив друг друга руками. Джимми до сих пор не сказал ни слова.

Я всхлипнула и еще раз взглянула на нашу фотографию.

– Сделаю получше. Хотя от слез мои глаза кажутся по-настоящему синими.

– Ты сине-золотая, как та картина, – сказал Джимми. – Нет ничего прекраснее, когда на тебя падает солнечный свет.

Прежде чем я успела ответить, он притянул меня к себе и крепко поцеловал. Отчаянно. Почти собственнически. Мои глаза распахнулись. Он хмурился, как будто поцелуй причинял ему боль.

– Черт, Джимми. – Я всмотрелась в его лицо. – Что с тобой сегодня?

– Ничего.

– Этот поцелуй не был «ничем».

– Давай доберемся до отеля, и я тебя снова так поцелую.

– Ты пытаешься сменить тему с помощью секса. Это не работает.

Он склонил голову.

– Ладно, немного работает. – Я снова скользнула в его объятия. – Ты уверен, что в порядке?

– Все хорошо, Тея, – сказал он почти тем же тоном, каким сообщил, что заплатит за завтрак. – Пошли.

Его настроение колебалось между задумчивым/ворчливым и романтическим/внимательным. Он сводил меня с ума, но я решила прикусить язык, пока мы не остались одни в нашей комнате.

– «Артхаус», – прочитал Джимми вывеску. – Разумеется.

– Моя тема, – сказала я с усмешкой.

Комната была уютной и чистой, отсюда открывался частичный вид на парк.

А еще там стояла огромная кровать.

– Боже, у нас будет столько секса на этой кровати, – сказала я, снимая сандалии и подпрыгивая на матрасе. – Иди сюда, Джимми.

Мне вдруг понадобилось обнять его, он казался таким далеким. Джимми подошел к тому месту, где я стояла, и без слов обнял меня за талию. Поцеловал меня в живот, горячо дыша сквозь тонкий хлопок моей рубашки. Я обхватила руками его голову, прижала к себе и провела пальцами по волосам.

– Ты хороший парень. Я хочу быть хорошей девушкой тебе под стать.

– Ты и так хороша, – хрипло сказал.