Пять минут жизни

«Или на другом конце стола».

Мы ели в тишине, воздух между нами полнился возможностями. Словно нас соединял гудящий провод. Напряжение становилось все сильнее и сильнее, ожидая, когда что-нибудь его взорвет.

Я смотрела, как Джимми откусил свой гамбургер. Капля горчицы размазалась у его рта.

Недолго думая, я заползла на стол, прогрохотала по столовым приборам и чуть не опрокинула стакан с водой. Джимми смотрел широко раскрытыми глазами, как я стою перед ним на четвереньках, мое лицо маячило в нескольких дюймах от его. Затем потрясение превратилось в желание, жар, исходящий от его кожи.

– У тебя на лице немного горчицы, – прошептала я. – Позволь.

Я наклонила голову к нему и облизнула его губы долгим, чувственным движением. Мой рот чуть задержался, так сильно я мечтала о поцелуе. Больше, чем о любой еде.

– Готово. – Я уселась обратно на свое место, смутно помня о других посетителях, которые теперь ошеломленно перешептывались. Я непринужденно потягивала свой холодный коктейль, а внутри вся горела.

«Я твоя, Джимми, – подумала я. – Иди и возьми меня».

Глава 28 Джим

Тея на четвереньках, ее ожерелье раскачивается между нами, а грудь выталкивает лифчик из-под рубашки. Ее язык у меня во рту.

«Меня точно арестуют. Я хочу взять ее прямо здесь, в ресторане».

Она села обратно на свое место, и я долго глотал холодную газировку, хотя на самом деле мне требовался ледяной душ, чтобы остудить мою кровь.

Казалось бы, так легко – иметь ее. Быть с ней. Но со мной никогда не случалось чего-то настолько хорошего. Как будто в течение многих лет я жил в нищете, и вдруг мне на колени высыпали ведро золота. Я не знал, что со всем этим делать.

«Ты все испортишь, вот что произойдет», – услужливо сообщила Дорис.

Я оплатил счет, пока Тея пользовалась туалетом. Я вышел в жару и обнаружил, что она проскользнула мимо меня и теперь стоит, прислонившись к грузовику.

– Осталось всего несколько часов, – сказал я. – К сумеркам приедем на Манхэттен.

– А что потом? – спросила она. – Рассказал бы ты мне, о чем думаешь. После того, как ты поцеловал меня вчера утром, я решила… – Она покачала головой. – Не бери в голову.

Затем оттолкнулась от водительской двери и пошла к своей.

Я залез в грузовик и завел мотор. Я ничего не сказал. Пусть Тея не расстраивается из-за меня. Доставить ее в Нью-Йорк – главная задача. Все остальное может подождать.

Тея снова включила музыку и напевала всю дорогу, пока я вез нас через Пенсильванию. Последние несколько часов она дремала и проснулась, когда солнце уже садилось в облачное серое небо. Мы нырнули в тоннель Линкольна и проехали десять кварталов на север, до центра Манхэттена, в оживленном потоке.

Тея вытягивала шею, осматривая достопримечательности, и ее улыбка была ослепительной от счастья.

– О боже, вот он, – сказала она, толкая мою руку и указывая в сторону. – Эмпайр-стейт-билдинг.

– Хочешь пойти туда сейчас?

– Нет, я собираюсь приберечь его напоследок. – Она улыбнулась. – Темнеет. Я хочу увидеть Таймс-сквер.

«Разумеется. Весь этот свет и цвет».

Я нашел место для парковки в нескольких кварталах. Воздух был тяжелым от дождя – надвигался летний шторм. Мы гуляли с толпами туристов среди влажности, которая отличалась от зеленой жары Юга. Нью-Йорк пах как нагретый металл и бетон. Хот-доги и фалафель. Мусор и духи. Тея вдыхала его с таким же восторгом, как и во время наших прогулок по территории «Голубого хребта».

Мы стояли на углу Бродвея и Седьмой авеню, и я понял, что Тея должна быть здесь. Нью-Йорк изобиловал жизнью. Люди проходили мимо, спорили, смеялись, разговаривали по телефону на разных языках. Высматривали товары, ругались или бродили как туристы, фотографируя светящиеся рекламные щиты, окружающие нас со всех сторон.

Шумновато для ребенка из маленького городка, вроде меня, но Тея стояла в центре этого тротуара, упиваясь происходящим, цвет и свет играли на ее лице. Ее улыбка сияла, и мне хотелось, чтобы Делия увидела, как счастлива ее сестра в этот момент.

Тея посмотрела на меня; ее улыбка не дрогнула, а только смягчилась.

– Разве не чудесно?

Я кивнул. Тея снова посмотрела на свет, а я просто любовался ей; пил ее, потому что она была квинтэссенцией всего света и цвета, которые я когда-либо мог желать.

Должно быть, она почувствовала мой взгляд и снова повернулась ко мне, нахмурив брови.

– Что такое? – спросила Тея. – Расскажи мне все. Даже если это сложно.

– Ничто хорошее не длится, – ответил я. – Такова правда моей жизни. Быть с тобой? Здесь? Это слишком хорошо.

– Ничто не длится долго, хорошее или плохое, – поправила она, и ее глаза сияли тысячами огней. – Вот почему мы должны жить так долго, как можем, изо всех сил, ловить каждый момент.

«Каждый чертов момент».

Я обнял Тею и притянул ближе. Ее руки скользнули по моей груди и сомкнулись за моей шеей.

– Ты собираешься поцеловать меня? – спросила она. – Пожалуйста, скажи «да». Я говорю «да», Джимми.

«Потому что она выбирает меня».

Я потянулся к ней, пока наши губы не встретились, а затем поцеловал ее. Никаких заборов, правил или колебаний. Я целовал ее всем сердцем, которое было чертовски пустым до Теи.

Ее рот открылся с легким вздохом, почти как от облегчения. Я выпил его, а когда она тихо застонала, я взял и это тоже. Вдохнул это. Потому что потребность в этом кусочке счастья была всепоглощающей. Я жаждал его всю свою жизнь.

Забарабанили первые капли дождя, сначала слегка, потом сильнее.

– Вот дерьмо, – тихо рассмеялась Тея.

Сверкнула молния, и небо разорвало. Ливень разогнал туристов и заставил их бежать под навес магазина, в то время как местные жители Нью-Йорка спокойно доставали зонтики или надевали капюшоны курток.

Я натянул свою куртку на голову, прикрыл Тею, и мы бросились к грузовику. Пока мы залезли внутрь, уже вымокли до нитки, рубашка Теи облегала каждый изгиб ее тела.

– Мы в Нью-Йорке всего несколько минут, а город мне уже нравится, – заявила она, и ее глаза сияли в темноте. – Ему плевать, что мы тут пытались наладить отношения.

– Точно, – кивнул я. – Куда теперь?

– В ближайший отель, – ответила Тея, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в ухо. – В самый ближайший.

Я повез Тею в отель «Хилтон» на Таймс-сквер, радуясь, что мои джинсы и темнота скрывали, как сильно я ее хотел.