Пять минут жизни

«Я не могу вернуться».

Мое сердце заныло при мысли вернуться в эту безвоздушную, бескрайнюю пустыню размером с вечность. Но смерть – настоящая или смерть от амнезии – ждала меня, и я должна была выбрать одну из них.

«Еще нет».

Я забрела в Центральный парк и села на скамейку.

Я сидела несколько часов, вспоминая. Я вспомнила всю свою жизнь. Насколько могла, вплоть до аварии, когда из темноты внезапно всплыло воспоминание о кошмарных двух годах в «Голубом хребте».

Как я могла вернуться?

Несколько раз я пыталась собраться с силами, чтобы встать и посмотреть еще один маленький кусочек Нью-Йорка, но сидела на этой скамейке, пока утро не сменилось днем. Мой живот заурчал. Мой мочевой пузырь жаловался.

Я нашла «Старбакс» и купила пончик. Я выбросила его после трех укусов. Сходила в туалет, а затем бродила как лунатик. Чистая радость и счастье с Джимми были мимолетной мечтой, а моя жизнь в амнезии – беспощадной реальностью.

Я бродила, пока не подняла глаза, чтобы увидеть монолит, который возвышался надо мной. Какой-то внутренний компас привел меня к Эмпайр-стейт-билдинг в сумерках. Золотой солнечный свет превращался в янтарный. Небо было таким голубым, что казалось, будто надо мной растянулся кусок цветной бумаги.

Я вошла в прохладный вестибюль и оплатила вход на смотровую площадку. Вместе с горсткой туристов зашла в лифт, который поднялся прямо на восемьдесят шестой этаж, отчего у всех заложило уши. Двери открылись. Город лежал подо мной.

Волна горя нахлынула на меня. Предполагалось, что эта точка станет кульминацией моей мечты, но с каждым вздохом она превращалась в пепел. С каждым ударом моего сердца. Отсчитывая секунды до избранного мной забвения.

Я хваталась за перила, когда вышла на смотровую площадку. По периметру она была ограждена металлической сеткой с грозными изогнутыми когтями по верху, чтобы люди не взбирались на нее. Или не прыгали вниз.

Я прижалась лицом к решетке и уставилась на Манхэттен. Здесь, на высоте, было прохладнее. Слезы навернулись мне на глаза. Тут было слишком холодно, чтобы провести эти последние тихие минуты неподвижно. Мне приходилось двигаться.

Я обошла периметр смотровой площадки, обнимая себя.

Завернула за угол, и Джимми был там.

Он стоял, сунув руки в карманы куртки, прислонившись к перилам и смотря куда-то в сторону. Грубая красота на фоне горизонта, глаза в тени, а темная щетина покрывает подбородок. Странное тепло охватило меня, и мне потребовалась секунда, чтобы понять: я счастлива. Рада. Из-за него.

Я подняла пальцы, словно ловя кадр, и, когда Джим оглянулся, я нажала на воображаемую кнопку.

Затем опустила руки.

– Привет.

Он встал прямо, вытащил руки из карманов, когда я пересекла расстояние между нами.

– Что ты сейчас делала? – спросил Джимми.

– В «Офисе» Пэм сказала Джиму фотографировать лучшие моменты. – Мой голос сломался. – Потому что все проходит так быстро.

Без слов Джим обнял меня своими сильными руками. Поцеловал в лоб, затем прижал свою щеку к моей, пока я обеими руками держалась за лацканы его куртки, уткнувшись в его шею, в безопасности, в теплой темноте.

– Как давно ты здесь?

– Весь день, – сказал он хрипло.

– Ты ждал меня здесь целый день?

– Я знал, что ты придешь.

Он поцеловал мой висок, мою щеку и мои губы, прежде чем отодвинуться. В его карих глазах стояли слезы. Он полез в карман и вытащил пузырек с таблетками.

– Это твое, – сказал Джим, вкладывая его мне в руку.

Я уставилась на лекарство, затем на него.

– Ты не остановишь меня?

Он покачал головой, хотя казалось, что это стоило ему всего.

– Это твой выбор.

Я улыбнулась сквозь слезы.

– Не самый лучший, да?

– Чертовски худший.

У меня потекли слезы.

– Я так благодарна за то время, которое у нас было. Когда я увидела тебя здесь, как ты стоишь и ждешь… Меня поразило, как я счастлива с тобой.

– Я тоже, Тея, – сказал он. – Лучшее время.

Я взяла его за руку и вложила пузырек ему в ладонь.

– Я не сдамся.

Джим издал глубокий звук и притянул меня в свои объятия. Его вздох облегчения пронесся над моей головой, а затем превратился в рваный выдох.

– Я ненавижу это, – сказал он приглушенно. – Ненавижу, как радуюсь, что ты вернешься в этот ад. – Он крепко прижал меня к себе, целуя в лоб, затем его руки скользнули по моим щекам и обхватили лицо. Слезы сияли в глазах Джима, но он их сдерживал. – Ты такая смелая, – прошептал он. – До хрена смелая.

– Мне страшно.

– Я знаю. Я буду с тобой каждый день. Каждый день, Тея.

Я покачала головой.

– Я не могу думать об этом прямо сейчас. Еще нет. Я принимала лекарство этим утром. У нас все еще есть по крайней мере сегодняшний вечер. Подари мне его, прежде…

«Прежде чем я снова уйду».

Он кивнул, его пальцы смахивали слезы, которые текли по моим щекам.

– Что ты хочешь делать? Любое желание. Только назови.

– Я хочу посмотреть закат здесь. Я хочу есть итальянскую еду в темном месте с маленькими свечами на столе. И я хочу, чтобы ты пел для меня. Ты сделаешь это?

– Да, Тея, – сказал он хрипло. – Сделаю. – Он поднял пузырек с таблетками. – А это?

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула. Я вознесла молитву за тех, кто был до меня в кабинете доктора Милтона. Тех, кто пострадал и умер, чтобы я могла сделать правильный выбор.

«Пожалуйста, пусть это будет правильный выбор».

Я открыла глаза.

– Выкинь их.

Джимми кивнул и сделал, как я просила, а затем вернулся ко мне. Он снял куртку и обернул ее вокруг моих плеч, затем снова обнял меня, моя спина к его груди. Подбородок Джимми уперся в мое плечо. Я держала любимого за руки и пыталась запомнить ощущение его близости, его дыхание на моей щеке и его сильное тело, защищающее меня от опасности. Сливаясь с ним. Навсегда.

Последние лучи заката пролились между зданиями Нью-Йорка, и прекрасное небо расцвело яркими пятнами.

Я обернулась в объятиях Джимми и закрыла глаза. Вдох. Выдох.

– Я готова.

Глава 35 Тея

Мы вернулись в отель, чтобы я могла принять душ и переодеться.

– А как же Делия? – спросил Джимми.

– Я пока не могу с ней разговаривать, – сказала я. – Не мог бы ты позвонить ей?

– Что сказать?

– Скажи ей, что сегодня я приняла лекарства, но больше не буду. Мы собираемся провести еще одну ночь здесь и вернуться завтра.