Пять новелл для принцессы книга 7
Шрифт:
– Что ты видела?
– повторил он вопрос.
Она молчала.
– Хорошо, я продолжу беседу иначе. Ты полагаешь, что я проник в твои сны или видения. Так ты их называешь? Я появился в неком образе? Обманывал тебя?
Он вдруг приблизился и сел рядом с ней.
– Я могу сделать так. Я даже сделал бы так, что ты не нашла бы лжи ни на йоту - все было бы идеально.
И Эл ощутила сначала облегчение, а потом некое возбуждение или состояние теплой нежности в теле, как после поцелуя. Потом боль, тоска и неприязнь вернулись.
– Я бы мог, - подтвердил он.
– Ты полагаешь, что столь низкая подделка достойна
– Он, - выдавила Эл.
– Рад, что какая-то часть тебя еще разумна, - заключил он и исчез.
Эл криво усмехнулась. Он пропал, словно не желал слышать возражений.
Эл не хотелось ему верить. Она интерпретировала его нравоучение, как уловку. Сначала она подавила раздражение, потом внутри шевельнулась… надежда. Ее размышления нашли канал сухой рассудительности. Эл мгновенно выстроила логическую цепь и испытала восторг. Если бы воображаемый Алик не признался, что не знает ее имени, то видение осталось бы в категории реальности.
Тогда кого она видела? Ее ум заработал истерически быстро. Она вспомнила разом все видения с участием воображаемого Алика. Мог ли остров спровоцировать ее видения так, чтобы, например, отвлечь ее от ухаживаний Лоролана? Да.
Сердце снова защемило, и Эл призналась себе, что не хочет лишаться этой части своей жизни. Тот Алик из видения… Не походил на Алика, которого она знала. Ее друг и возлюбленный был менее идеален, чем обитатель видений. Идеален… Но какими потрясающими были его глаза! А поцелуй…
Эл даже простонала.
– Эл, тебе плохо?
Это Браззавиль, заметивший ее из сада, решил помочь. Когда она подняла на него глаза, он удивился, что бывало с ним редко. На измученном болезнью лице горели два восторженных огонька, шальные и даже безумные. Браззавиль побоялся что-либо спрашивать еще. Взгляд ему не понравился. Кажется, долгое общение со смертными повредило ее равновесию. Такая госпожа, скорее, - обуза, ни восхищения, ни гордости такая Эл в нем не вызывала. Разочарование слуги от Эл не укрылось.
– Я жалкая?
– откровенно спросила она.
– Более чем, - не стал церемониться Браззавиль.
– Разумеется, Браззавиль, влюбленная великая никого не устраивает. Это же мелкое счастьице - любить всей душой. Я такая дура!
– Она сладко протянула слово "дура".
– Я живу и выживаю только благодаря тому, что я люблю. Я люблю. Свой мир. Людей. Полеты. Странствия. Я люблю простые вещи. Такие обычные: яркий день, воду, свои сапоги. Я из такого… выкарабкалась, потому
Она не встретила его понимания. Браззавиль красноречиво выразил обратное. Эл припомнила свое давнее наблюдение. Она часто оказывалась оплотом надежд окружавших ее людей и тех, кого с трудом можно назвать людьми. Они возводили ее в ранг сильной и потому считали возможным ждать идеальных поступков, и критерии идеальности у каждого были свои. Кажется, Браззавиль оказался в их числе.
– Вам придется примкнуть к какому-то лагерю, - сказал он вслед своим размышлениям, далеким по смыслу от размышлений Эл.
– А почему я должна?
– спросила она, следуя своей логике.
– Невозможно остаться одиночкой, хоть вы и пытаетесь отделить себя от общих процессов, - продолжил Браззавиль свою мысль.
– По-вашему, мое ухо имеет право требовать, чтобы ваше ухо слышало то же самое?
Браззавиль не понял. Эл пояснила.
– Так или иначе, разумным существам свойственно создавать коалиции или выстраивать иерархию, но кто решает, кому и где находиться?
– Есть законы, - убежденно ответил Браззавиль.
– По которому из них я должна следовать вашей воле или чьей-либо другой?
– Моя воля здесь ни при чем. И я не имею в виду мироздание в целом. Не столь широко, госпожа. Я имею в виду только эту часть мироздания. Эти миры. О других я не знаю.
– А я знаю, - самоуверенно заявила она.
Но Браззавиль не услышал ее тона или сделал вид.
– Вы связали себя узами, и вы за них ответственны, из них и складывается ваш долг.
– О-о-о!
– протянула Эл.
– Этак, мы далеко зайдем. Это я про узы.
В ее голосе слышалось нервное торжество. Эл решила не атаковать больше Браззавиля, он все же слуга этого места, а потому и представления о ее долге и ее связях вне его компетенции. Он явно хотел ей что-то сказать, намекнуть. Но Эл поздно поняла это, а Браззавиль утратил желания откровенничать и намекать.
Эл положила левую руку на грудь, нащупала снова забытый медальон и решила смягчить напряжение.
– Я все-таки не ушла. Сил не хватило.
– Она играла медальоном на глазах у него.
– Спасибо за него, я только потеряла мешочек у белых столбов.
Почему лицо Браззавиля раньше казалось ей непроницаемо спокойным? Он красноречив даже, когда молчит. Намек опять произвел на него впечатление. Эл лукавила, играла с ним, она не собиралась делиться подробностями. Браззавиль быстро понял ее ход и, кажется, обиделся.
Он продолжил обход, даже не сообщив о намерении, не спросив, нужен ли ей, как помощник. Он ушел. Эл пожала левым плечом и тихонько вздохнула. Боль опять вернулась.
***
Эл предпочла длительное уединение. Браззавиль и Милинда ощущали отчуждение и не тревожили ее. Эл тенью бродила по дворцу. Медленно, болезненной сутулясь, она переходила с яруса на ярус, из комнаты в комнату. Бесцельно, как казалось со стороны.