Пятицарствие Авесты
Шрифт:
распял царя вашего?» — «Нет у нас царя, кроме Кесаря», — отвечали ему. Хитрый
Пилат мог быть доволен случившимся: он добился того, чего не мог добиться силой в
начале своего правления, когда приказал внести ночью в Иерусалим знамёна когорт с
изображением императора. Евреи воспротивились тогда настолько решительно, что он
вынуяеден был удалить знамёна из города; теперь же они добровольно отдали на казнь
человека, называемого ими Царём Иудейским, утверяедая, что у них один царь —
император.
презрительный смысл.
Когда зилотам стало понятно, что задумал Пилат, они по своим каналам
потребовали от первосвященников прекратить издевательства над национальными
чувствами иудеев. Члены синедриона тоже поняли двусмысленность происходящего и
просили прокуратора не называть Иисуса Царём Иудейским, но объявить, что так он
называл себя сам. Пилат же, добившись своего, и слышать не хотел ни о каких
изменениях, и на кресте, над головой Иисуса, прибили табличку с надписями аж на
трёх языках: еврейском, греческом и латинском: «Царь Иудейский», специально
подчёркивая суть происходящего.
Патриоты были раздражены: они были унижены такой позорной ситуацией, в
какую их ввергли первосвященники. Но крестная казнь все же свершилась. Можно
было, наверное, попытаться спасти Иисуса, придав символический смысл его
спасению как спасению Царя Иудейского. Были известны некоторые случаи, суть
которых заключалась в том, что распятому на кресте под видом утоления жажды
давали выпить особый напиток, в результате чего создавалась видимость его смерти, а
после снятия с креста казненного лечили нужным образом, возвращая к жизни. Марк
не мог утверждать с уверенностью, что зилоты использовали подобную возможность,
но, присутствуя на месте казни, видел, как по прошествии какого-то времени после ее
начала распятому и измученному на кресте Иисусу давали пить какой-то напиток,
обмакнув в кувшин с ним губку и наложив затем ее на трость. Сделав несколько
глотков, Иисус вскрикнул и повис на кресте, словно мертвый, а на третий день после
казни по городу распространился слух о его воскресении.
Некоторое время все сидели молча под впечатлением услышанного. Наконец один
из старцев спросил его, знает ли он о вознесении Иисуса. Марк отвечал, что ему ничего
не известно об этом.
Поблагодарив его за рассказ, старцы ушли; разошлись и остальные, присутствовавшие
при разговоре, — нужно было готовиться к завтрашнему дню.
130
Собравшаяся процессия была готова отправиться в путь.
Марк попрощался с детьми, обняв и поцеловав каяедого,
попрощался с взрослыми, а потом подошёл к плачущей
Антонии, упавшей вдруг перед ним на колени и обхватившей
руками его ноги. Рыдая, она судорожно сжимала их, он же
растерялся, не зная, что делать, но наконец поднял
её,обнимал и гладил по голове, утешая.
— Не плачь, дорогая! Не думай обо мне — думай о
внуках: так тебе будет легче. Я знаю, что могу надеяться на
тебя. И ещё: обещаю вернуть тебе Александра.
По команде Иоанна процессия тронулась в путь, а Марк с
готовыми уже в дорогу друзьями стоял у дома, пока они не
скрылись из вида.
«Увижу ли я вас когда-
нибудь ещё? — думал
он. — Голод, страх и
любовь управляют
людьми в этой жизни.
Христиане утверяедают,
что в посмертном мире
не будет боли, не будет
страха, не будет
плотской любви,
поскольку все будут
однополы, но "будет
новое вино и новый
хлеб", а я не хочу всю
загробную жизнь
простоять в очереди к
обеденному столу». Он
посмотрел на зилотов —
пора и им в путь.
Часть третья
Ухмылка Пандоры
Тёмный еловый лес на подъёме вдруг резко уступил
место светлому сосновому бору, такому же, как и он, тёплому
и благодатному, всегда радостному в солнечный июньский
день. Сумеречная непроходимая чащоба по сторонам дороги
сменилась устремлёнными ввысь стволами деревьев с
негустой кроной, сквозь которую нередко проглядывало
голубое летнее небо. У корней сосен, на почве почти
бестравной, с редким кустарником и такими же редкими
папоротниками, на безукоризненных формой мощных
стволах деревьев весело плясали солнечные пятна, словно
приглашая принять участие в своём неизбывном веселье. По
обочинам дороги, таким же пятнистым от предполу- денного
солнца и теней от крон деревьев, меж цветущего разнотравья,
то тут, то там мелькали кусты орешника и малины. Тёплый,
ещё не знойный поток воздуха, врываясь в открытое окно
машины, приятно освежал уставшее от долгой езды тело.
— Вот мы и приехали!
Погруженный в свои мысли Виктор вздрогнул от
неожиданного голоса попутчика, скорее даже не от голоса, а
от той информации, от той новости, что прозвучала в его
словах. Он глянул вдаль — лес кончился, а внизу, за склоном,
была видна обширная долина с зелёными полями, лугами,
речкой и городком, зажатым между речкой и высоким
холмом, продолжением того, по какому они проезжали.
Машина выехала из леса, и Виктор, имея уже возможность
полностью оглядеть долину, почувствовал, как тревожно и
больно заныло сердце — совсем не так, как в последний его
приезд сюда.
Дорога пошла по длинному, затяжному склону,
характерному для этой местности, называемому увалом; а
сам склон, обращённый к югу, порос редкими кустами
можжевельника, мелким разнотравьем да осокой. «Наверное,