Пятый прыжок с кульбитом

– Извини, старик, - поднялся я.
– Ничем тебе помочь не могу. Сколько ни стели соломки, а беда приходит неожиданно.

Неподалеку грохнул ружейный выстрел, болезненно завизжала собака. Стая встревоженных птиц увеличилась, они продолжали метаться над лесом. Ружье бабахнуло еще раз, затем сухо защелкал пистолет.

– Ага, - крякнул Денис.
– Пошла в бой наша пехота.

Мы с ним собирали гильзы, когда появился Иван.

– Чего так долго?
– хмуро поинтересовался Денис.

– Шустрый сучок, за деревом залег, - сплюнув, Ваня развел руками.
– И перезарядиться успел, гондольер штопаный. Только собачка умная оказалась, сбоку зашла. Заставила его высунуться.

– Что с овчаркой?
– поднялся я.

– Отходит, - вздохнул Ваня.
– Сначала пищала, юлой крутилась. Теперь скулит, как на последнем издохе.

В другой стороне, вдалеке, глухо забухали ружейные выстрелы.

– Так, ребята, - сказал Иван.
– Надо, полагать, на нас налетели загонщики. А засада впереди стадо свиней встретила, теперь расстреливает.

– И что?

– Не дождутся друзей-товарищей, начнут искать. Пора валить.

– Погоди суетиться, время есть. Не сразу они их кинутся, - я направился в кусты.
– На собачку сначала взгляну. А вы вещи пока собирайте.

Свернувшись клубком, овчарка лизала окровавленный бок. Встретила меня она недружелюбно, клыки показала и даже цапнуть попыталась. В глазах стояла боль и злоба.

– Мальчик, все уже кончилось, мы победили, - мягко пробормотал я, наращивая ментальное давление.
– Ты хочешь спать, ты устала. Сейчас уберу боль, и ты заснешь. Свою работу ты сделала сполна, можно отдохнуть. Уже не болит, сейчас кровь остановим. Потом еще раз боль снимем. У меня не забалуешь, и болячки приструним, и раны закроем. Все в порядке, спи...

Глава восьмая, в которой даже после самой темной ночи обязательно наступает утро

Больная собака поломала мне все планы. Пришлось сидеть возле нее весь оставшийся день, менять подгузники, кормить и жалеть. Один переход на черном одеяле добавил ей сил, но явно недостаточно. Тем не менее, умирать она передумала. А после мясной похлебки овчарка признала меня своим опекуном, все-таки командиры у нее менялись часто. Что ни говори, а круг общения служебной собаки в погранотряде достаточно широкий.

Стоило мне выйти из комнаты хоть на минуту, как она начинала стонать и скулить. Собачка транслировала понятные чувства: боль, тоску и одиночество. И требовала, чтобы я положил руку ей на голову. Классическая женщина в начальный период беременности... Вера Радина вела себя по отношению к Антону точно так же. И капризничала, и коники постоянно выкидывала.

Геройскую собаку мы положили в зале, возле печки. В ходе транспортировки изгваздалась моя походная куртка, да что поделаешь. У стенки я постелил старые одеяла, накрыл их пеленками. Удобно вышло, хоть самому ложись. Чтоб не бегать, рядом поставил миски с водой и едой. Щенячьего корма для подкормки Рекса было припасено достаточно, два разных мешка «Роял Канин».

Вскоре с занятий вернулась Вера. Снимая куртку, она заглянула в дверь:

– Дед, привет! А чего это псиной воняет?

– волкодава в дом не пускали, так что удивление девчонки было понятным.
– Ой, а это кто?

Мальчик рыкнула, но достаточно было команды «свои», чтобы она успокоилась. Умная собака: понюхав женскую руку, потеряла интерес и вернулась к своим жалобам. После рассказа о грибной охоте глаза Веры увлажнились, и поток стонов сразу удвоился. А когда пришла Анюта, поток, естественно, утроился.

– Девочки, хватит сюсюкать!
– рявкнул я стальным тоном, устав слушать их причитания. Тут никакого терпения не хватит.
– И оставьте в покое щенячий корм, это высококалорийная еда. От переедания у собак понос бывает.

– Так жалко собачку, - воскликнула Вера.
– И я вижу у нее четыре щеночка, совсем крохотные...

Анюта продолжила спич в несколько ином ключе:

– Сволочи! Я им устрою Варфоломеевскую ночь... Завтра наведаюсь в тот лес, всех браконьеров лично на кусочки порву! Из пулемета.

Выставив ушки торчком, овчарка показала зубы. Она прислушивалась к разговору, переводя взгляд с лица на лицо. Создавалось впечатление, что Мальчик все прекрасно понимает. Конечно, надо взять след врага, догнать и порвать на куски. А потом расстрелять. Это, по ее мнению, самое малое, что с ними следовало бы сделать.

Мне оставалось только вздохнуть:

– Я понимаю, что вам ее жалко, но слезами делу не поможешь. Нужно картечь вынимать. Вон, вся бочина и спина свинцом нашпигована.

– А может, к ветеринару?
– задумалась Анюта.

– Если сами не справимся, придется идти, - согласился я.
– И на глупые вопросы отвечать. Как это произошло, спросят обязательно. Что в милицию, что в полицию, сообщать они обязаны об огнестрелах.

Тем временем Вера считала черные точки:

– Шесть пуль, - доложила она то, что и сам видел.
– Помните, как бабушка Мухия советовала удалять почечные камни? По методике шамана надо представить, будто пули нам не нравятся.

– Сильно?
– прищурилась Анюта.

– Очень сильно, - закусив губу, Вера грозно нахмурила брови.
– Эти пули противны до отвращения. В общем, вызывают острую неприязнь.

– И что, от ментального давления пули рассосутся?
– засомневалась Анюта.
– Все-таки это свинец.

– Нет, тогда они сами выйдут.

– Надо пробовать, - решил я, пресекая дискуссию.
– Этот свинец в организме лишний. Так, девочки, все вместе дружно испытываем неприязнь. Кстати, а где Антон?

– На летней кухне поваром трудится. Жарит грибы с картошкой, - отмахнулась Вера.
– И супчик варит. Мне кушать давно пора!

Последние дни Антон выполнял все прихоти и ходил на цырлах. Ничего не поделаешь, очень часто следствием любви является деспотизм беременной женщины. Что интересно, воспринимаемый с покорностью.

– Ну и ладно, - смирился я с таким серьезным доводом.
– Все равно от него толку мало. Он лишь коз лечить умеет, и то за взятку. Работаем. Начинаем вот с этой пульки, крайней. Поехали!