Пятый прыжок с кульбитом

– Рафик неувиноват!
– возразил я не очень уверенно.

Коля слушать не стал:

– Страсть к сомнительным авантюрам у некоторых товарищей в крови. Еще одна такая победа, и я останусь без войска! Именно тогда, когда ты особенно нужен.

– И кому это я еще нужен?
– осторожно поинтересовался я.

– Президенту России!
– Коля Уваров рявкнул так, что Сеня в углу испуганно пискнула.

– А кто это?
– индифферентно поинтересовался я.
– Или имя такого человека нельзя произносить вслух?

– Боже мой, дожились!
– цапнув со стола пирожок, он в один миг его нагло скрумкал.

– Совсем ты плохой стал, Михалыч... Президент России у нас один - Путин Владимир Владимирович.

Хм... Память моя, что решето. Вместе с двумя годами эта инфа тоже выпала. Никакого трепета я не испытывал - бояться мне нечего, а для бешеной собаки семь верст не крюк. Если верить тому, что обо мне рассказали, несколько раз я умер. В той жизни, что не помню, часто встречался с разными людьми, прошел через многие испытания. Наверно, и с президентами мог на рыбалке беседовать. Только о чем мы сейчас будем разговаривать, когда память отшибло?

– ...Однако какой из тебя сейчас переговорщик? Ни на что ты не годен, - угадал он мои мысли, и продолжил печальную речь: - Если по мозгам все время бить, они и зарасти могут. Ты бы взял себя в руки, а? Аутотренингом занялся, черное одеяло затребовал...

– А может, медицину привлечь?
– предложил я.
– Лысый доктор у меня вызывает доверие.

– Специалист он хороший, - согласился Коля.
– Но ему сообщили ту правду, которую он хотел услышать: наша группа выполняет секретные задания. И сюда попадают те, кто ранен в Донецке или Сирии.

– А я пострадал в Сирии?

– Нет! Ты злостный самовольщик! Вы все хотите мой смерти, - Коля взял паузу, чтобы отдышаться.
– Некогда болеть, Антон. Давай-давай, соберись. Ты умеешь, я знаю. Сроку тебе - три дня.

Реабилитацию мне назначили на воле. Смена обстановки, по мнению Коли Уварова, должна дать толчок - другие запахи и некие знакомые образы могут внезапно пробудить воспоминания ударенного мозга.

– Валятся без толку ты и дома можешь. А уж капельницу там найдется кому поставить, - он протянул руку.
– Давай, брат, поднимай жизненный конус. Завтра забегу на базу, проведаю.

Это решение он принял после беседы с психиатром, я не возражал. Они хотят встряхнуть винчестер, который застучал головкой. Почему нет? От домашнего творога и свежего воздуха хуже мне точно не станет.

– Ну что, Антон Михалыч, собирайтесь, - необычайно высокая девица по имени Анюта смотрела в сторону.
– Отведу вас домой.

Пора, так пора. Санитарки убыли туда с утра, обед готовить и порядок наводить. А меня здесь вообще ничего не держит.

– Бедному одеться - только подпоясаться, - легко согласился я, одетый в джинсы и джемпер. Оставалось только трость подхватить.
– Как поется в песне: Шахерезада Степанна, я готова.

Порывистым движением она крепко обняла меня, и в глазах вдруг почернело. Так бывает, когда в вагоне метро внезапно моргает свет. И это не свет в конце туннеля - вместо больничной затхлости в лицо ударил запах сушеных яблок.

– Вот так, значит, работает эта хитрая штуковина, - моргнув, пробормотал я. Солнечный луч заставил прижмурить глаз.

Обнявшись, мы стояли у раскрытого окна веранды. Ветра не было. Запах сухофруктов, гирляндами развешанных в углу, смешивался в облако ароматов с цветущей вишней и духом вскопанной земли. Отличный коктейль для ударенного мозга! Мне даже идти никуда не хотелось. Так бы дальше и стоял у окна, где душа отдыхает и никуда не спешит.

– Значит, здесь мы живем?
– я отстранился, поскольку Анюта никаких попыток не делала.
– Хорошее место...

Просвеченная солнцем сквозь тюлевые занавески, веранда выглядела картинкой из кино прошлого века: вязаный абажур на лампочке, под ним круглый стол, покрытый скатертью с рюшечками. Интерьер в стиле «ретро» дополняли ажурные венские стулья. А диван с откидными валиками в углу и тканые половички у входа подчеркивали необычную картину.

Девчонка отступила на шаг, из серых глазищ закапали слезы:

– Жили мы с вами, Антон Михалыч, душа в душу. Здесь, в этой избушке, и в вашей квартире на Чехова. Вся наша компания завидовала, ей богу.

– Так-так, - заинтересовался я, оглядываюсь.

Делить ложе с девушкой, конечно, не такой великий подвиг, о множестве которых мне товарищи рассказывали. Но в моем возрасте - поступок достаточно смелый.

Анюта всхлипнула:

– И все было хорошо, пока меня не укусила бешеная муха. Стала я, дура, о свадьбе мечтать, и метаться из крайности в крайность.

– Как это?

– Все можно измерить, только человеческая глупость безмерна, - девчонка шмыгнула носом.
– Сначала в рот вам заглядывала и лебезила, а потом взялась бурчать. Принялась вам мозг выедать, как стерва старорежимная. Допилилась, дурында, тупой пилой!

– Хм...
– закашлялся я. Смотреть на ее слезы было больно.

– Пошла между нами трещина. И мне бы успокоиться, сгладить разлад, да куда там... Когда нет ума, уже не будет - вожжа бабе под хвост попала. После очередного припадка разрыдалась, в горячке обидные слова сказала. А потом собрала вещи и ушла. Как оказалось, навсегда. Не черная кошка виновата, что между нами пробежала, а сама горшки побила. Дурочка истеричная...

Ничего этого я не помнил, но для понимания сути провидцем быть не надо. Картина казалась настолько ясной, что представить подобное не трудно. Небось, было и такое, о чем она умолчала. Например, как девушка-ураган тарелки яростно колотила, с криками о загубленной молодости на каторге. И только потом до нее дошло, что злая жизнь преподнесла урок: кто чужого не сберег, своего тот не увидит.

– Аня, хватит плакать. Что было, то прошло, - я вытащил из кармана пакетик одноразовых салфеток.
– Но что-то мне подсказывает, что это еще не все.

– Конечно, свято место пусто не бывает, - согласилась она, прикладывая платочек к глазам. И послушно продолжила исповедь: - После меня здесь стали жить сестры Гольдберг.

– Много?
– осторожно уточнил я.

– Чего много?

– Ну, сестер этих.

– А... Двое, - Анюта звучно высморкалась.
– Сара Гольдберг с фамильным альтом, и Ада Гольдберг со своей дурацкой флейтой. Козы драные!

– Слава богу, хоть не с табором...
– выдохнул я.
– И что, сразу вдвоем заехали?