Раб и солдат

Ну, я, как финал, изложил момент встречи с братьями в их доме в Вани. Пока рассказывал, страхи мои постепенно исчезали, когда я видел реакцию Георгия. Он еле сдерживался от матерных слов в адрес братьев. Да и целостность мебели вокруг была уже под вопросом. Было видно, как он хотел грохнуть кулаком по столу, потом схватить стул и разбить его в щепки.

Закончил эту часть истории. Георгий успокоил себя несколькими глубокими вздохами. Хватило, чтобы его последующая речь была хоть в каких-то рамках приличия.

— Ну, братья…

Дальше Георгий начал поносить Ваню и Малхаза, обещал устроить им последний день Помпеи…

Я остановил его.

— Прошу тебя. Не нужно так сурово.

— Почему?

— Тамаре очень важно, чтобы в семье установился мир. Её очень мучает нынешнее положение. А я не хочу, чтобы моя жена думала об этом и печалилась. Я хочу, чтобы она была счастлива.

— Не волнуйся. Убивать их не буду, — улыбнулся Георгий. — Поговорить, как надо, поговорю. Письмо напишу. Это тебя и Тамару не касается, какие слова и доводы приведу. А сестре передай, чтобы не печалилась. Приползут, прощения попросят. Обещаю.

— Спасибо!

— Продолжай!

Следующую часть Георгий уже слушал с не сходящей с лица улыбкой. Часто смеялся. Хлопал в ладоши, восторгаясь сестрой. Закатывал глаза от удивления, когда узнавал про её проделки с платьями, с изучением языков. Цокал языком, когда я рассказывал про её мысли о будущем.

— Когда я тебе рассказывал про свой статус, доходы… Не только для того, чтобы ты был спокоен за выбор сестры и за её будущее. У Тамары на руках сейчас большая сумма денег. Я уехал сюда по делам службы. Она сейчас раздумывает над тем, как нам дальше жить. Где пустить корни? В Крыму, рядом с моей семьей? Или купить дом в Тифлисе? Не думаю, что она будет серьезно раздумывать о Москве, Петербурге. Хотя…

Тут Георгий рассмеялся.

— Да, да… С Тамарой зарекаться ни от чего нельзя, — подтвердил он мои сомнения.

— Так вот. Чтобы она приняла решение, о котором потом никогда не жалела, ей необходима полная ясность в отношениях со своей семьёй! Вот, наверное, и всё, что я хотел тебе рассказать. Что скажешь?

— Я все понял, зять. Постараюсь решить проблему так быстро, насколько это возможно, — уверил он меня. — Передай Тамаре, что я горжусь ею, люблю. И выбор её одобряю! И что даже если эта деревенщина не одумается, заартачится, пусть она не принимает близко к сердцу. Значит, только я буду её семьей с нашей стороны. Я тоже не хочу, чтобы она мучилась, — Потом улыбнулся. — Знаешь, то, что ты рассказал про мою сестру, даже меня удивляет. Подумать только! Воспитанница наместника Кавказа! Я еще скажу! Я до сегодняшнего дня не встречал человека, так влюбленного в свою жену. Я скажу, что моё сердце переполняет гордость и радость за мою сестру. Я скажу, что я счастлив, что у меня такой зять! Иди ко мне!

Мы обнялись.

— Ну, а теперь-то можно? — спросил Георгий, улыбнувшись.

— Теперь можно! — рассмеялся я.

— Эй, люди! — заорал Георгий. — Моя сестра Тамара вышла замуж! Это — мой зять, Коста! Лучший зять на свете!

Глава 6

Вася. В горах над аулом Дзжи. Ранняя весна 1838 года.

Выходить решили, как тати, глубокой ночью, не дожидаясь, пока весеннее солнышко робко выглянет из-за спин снежных великанов. Эльбрус да Казбек — суровые и неприступные — любили спать, завернувшись в одеяла из густых белых облаков. Наверное, молодое светило их побаивалось, оттого пока рассветало поздно.

В кромешной тьме не ровен час заплутаешь. Вместо удачного побега выйдет потеха для заскучавших горцев. Но есть ли выбор? Нужно бежать, рвя жилы, чтобы успеть до большого света удалиться как можно дальше от аула и найти хорошее место, чтобы затаиться. Пропустить мимо себя погоню и снова, в сумерках, двигаться дальше.

Абдул-Гани тяжело вздохнул. Он с завистью прислушался к храпу Василия. Вот же стальные нервы! Сказал «будем отдыхать» и сразу засопел. А к ногайцу сон не шел. Сердце стучало как бешеное, отсчитывая секунды до выхода из кунацкой, превращенной с жадной руки Хази в тюрьму.

«Идти с урусом или самому удачу попытать?» — татарин никак не мог принять решение. Вася предложил уходить сперва в горы и там отсидеться. А уже потом кружным путем пробираться на равнину, в родной Тахтамышев аул.

Урус не понимал главного. Рабов держат не цепи. Не крепкие стены вокруг селенья. Их и не было никогда. Нет в них нужды. Пленников черкесов сторожит голод. Без еды долго не протянешь на свободе. Ногаец ласково погладил свою половину от связки сушеных груш, которую по-братски разделил Милов…

— Пора! — отдал команду Вася.

Проспав пять часов, он был бодр и свеж. И полон решимости довести дело до конца. Отступать не в его правилах. Война — хороший учитель, а Милов за отмерянную ему четверть века успел навоеваться. Спать, когда есть возможность, и сохранять голову холодной в самых смертельных обстоятельствах — те привычки, которые прививались в первую очередь.

Удар камнем — и цепь распалась на две неравные части. Ничто не мешало теперь сбросить ее с ноги. Короткий кусок — тот, который заканчивался кольцом — Вася по-хозяйски прихватизировал. Обмотал вокруг правого кулака. Получился увесистый кастет.

Абдулка своим куском цепи пренебрег. Уже нетерпеливо подпрыгивал рядом. Разгонял кровь. Он рвался на свободу. Все наставления Васи вылетели у него из головы. Все его мысли были об одном: прочь из аула!

Это нетерпение сходу порушило все планы беглецов. Стоило им справиться с нехитрым дверным запором и выйти во двор, ногаец припустил со всех ног.

«Вот же морда татарская!» — чертыхнулся Вася. Он был в шоке от предательства, случившегося так рано. Договаривались же пробираться по аулу, таясь в тени плетней. Так ведь нет, Абдулка понесся быстрее оленя, увлекая за собой всех деревенских собак. С громким лаем они побежали за ним за околицу. Послышались голоса хозяев, утихомиривавших разошедшихся псов.

Милов вздохнул. Была надежда на помощь татарина в горах. Вдвоем веселее, и совет бывалого человека никогда не вредил. Придется теперь полагаться исключительно на себя. Отступать уже поздно. Даже вернись он в сарайку, сломанная цепь подскажет Хази приговор: виновен!

В отчаянном броске Абдулки был свой плюс. Он увел собак вниз, а Васе нужно было наверх. На восток, откуда его притащил черкес на волокуше. Милов крадучись двинулся в нужном направлении.

Темнота мешала, но не настолько, чтобы не найти нужную тропинку. Вася широким шагом двигался по ней, все дальше и дальше удаляясь от опостылевшего аула с его незатейливыми саклями и странными жителями. Наполненный запахами хвои, свежий воздух свободы пьянил.

Вскоре тропинка пропала. Когда первые лучи пробились сквозь тучи, Милов припустил трусцой, держа курс на столь яркий ориентир, как восходящее солнце. Внимательно глядел себе под ноги, стараясь не оставлять следов. Густой кустарник обходил. Если попадались ручьи, снимал тряпки с ног и шел по руслу. Когда выбирался на берег, тщательно вытирал ноги, чтобы влажные отпечатки его ступней не подсказали возможной погоне направление поиска.

Ближе к полудню он добрался до места, где ночевал в свой первый день в горах и где принял бой с волком. Узнал пушистую ель и холм, с которого спустился Хази, чтобы приголубить Васю прикладом своего ружья. Ошибки не было. Под широкой еловой юбкой сохранились подсохшие за зиму лапы, из которых выживальщик поневоле пытался соорудить себе постель.