Рапсодия под солнцем

Ниррай выныривает прямо около меня, довольно отфыркиваясь, ему явно понравилось плавать, и я, не сдержавшись, поглаживаю пальцами его щеку.

Он хватает меня за запястье и, посмотрев сначала на мою, а потом и на свою руку, прячет когти. Я тяну свою конечность обратно. Зря я это сделал. Просто сложно. Они одинаковые внешне, только это не он. Это та его новая часть, с которой я не знаком.

Ниррай вдруг так же, как и я сделал до этого, гладит меня по щеке, и я прикрываю глаза. Я скучаю.

Перехватив чужое запястье, я оставляю поцелуй на его ладони и, никак это не комментируя, снова ныряю, уплывая из этого мини-грота, и сразу же выходя из воды на траву. Встав лицом к солнцу, я остаюсь тут сохнуть, а он пусть купается еще. Только он этого не делает, он появляется передо мной и смотрит на меня с явным любопытством.

— Что? — спрашиваю, зная, что не ответит, но я его совсем не понимаю, и что делать с ним, не знаю.

— Что? — вторит он.

— Ниррай.

— А-ман.

Вздыхаю и отворачиваюсь от него. Чем мы занимаемся — непонятно, но я хоть чуток загорю, возможно.

Ниррай перемещается и сюда, снова вставая передо мной. Ладно, раз у нас возникла пауза, то надо делать хоть что-нибудь, поэтому просто принимаюсь указывать поочередно на все подряд, отчетливо проговаривая вслух названия, а когда заканчиваю, мы уже полностью сухие. Он слушал меня очень внимательно, явно запоминая. И знал бы он, как сильно я его поцеловать сейчас хочу… Но этого я себе не позволяю и, вернувшись к своим штанам, достаю из кармана сигарету и прикуриваю. Ниррай отступает подальше, морща нос и показывая, что запах ему не нравится.

— Ты тоже раньше курил и так не кривлялся.

Пока курю, пытаюсь придумать, чем заняться дальше, в голову, как назло, лезет одно непотребство.

Закончив поглощать никотин, я тушу сигарету и, надев штаны, протягиваю ему руку, кажется придумав, чем мы могли бы заняться, но Ниррай не подходит, так и продолжая стоять в отдалении.

— Как хочешь, — пожимаю я плечами и беру курс к дому, прогуливаясь неспешным человеческим шагом. Слышу за спиной такие же медленные шаги и, улыбнувшись, срываюсь на бег. Останавливаюсь уже в доме, в «царских хоромах», и, пройдя к шкафу, достаю максимально простые вещи. Для него. Голый он, конечно, прекрасен, но в любой момент могут вернуться остальные, и я не хочу, чтобы на него пялились.

Ниррай зависает на пороге, косясь на открытую дверь в ванную комнату, и, дабы не смущать его этим ужасным местом, я ее запираю. Сразу после этого он заходит в комнату, и я подхожу к нему, показывая шорты и футболку.

— Надо одеться, — зажимаю шорты под мышкой и показываю ворот футболки, прежде чем пытаюсь надеть ее на него, но он выскальзывает с громким:

— Нет!

— Ну и ходи так! — отшвыриваю одежду в сторону и ложусь в кровать. Всё. Никуда не пойду и ничего делать с ним не буду. Тоже побуду упертым!

Он ложится рядом, полностью повторяя мою позу, но я сразу же отворачиваюсь от него, переворачиваясь набок. Слышу, да и чувствую, как он там шевелится, видимо, то же самое проделывая. Так и лежим, скучая, пока Ниррай не встает и не принимается исследовать свою же комнату: берет в руки то одно то другое, нюхает, затем откладывает или просто бросает, и все по новой. Особый интерес вызывает антистрессовая лошадка. Пожмякав ее в руке, он широко улыбается. Ну вот и как на него злиться?..

А потом он находит бутылку виски, и я закатываю глаза. Но он не открывает ее и не пробует, а лишь переворачивает туда-сюда, наблюдая, как жидкость внутри переливается и плещет.

— Пойдешь со мной? — спрашиваю я, не выдержав этого лежания и бездействия.

— Пойдешь… пойдешь? — смотрит непонимающе, отставляя «игрушку».

— Идем? — перефразирую, и Ниррай протягивает мне руку, видимо, решив, что так нужно. Я не буду его в этом разубеждать. Поэтому, поднявшись, беру его ладонь в свою и веду на кухню, где принимаюсь доставать оставшуюся у нас еду из морозилки и ящиков, попутно проговаривая вслух названия. Ниррай берет все по очереди, изучает и возвращает на то место, куда я это положил. А потом вдруг накидывается на горькую шоколадку, кусая прямо через слои обертки, но тут же выплевывает, фыркая. Смотрит на меня обиженно. И я обнимаю его, поглаживая по спине.

— Это еда не для тебя, а для людей, — пытаюсь объяснить я.

— Людей?

— Да. Я наполовину человек, наполовину вампир. Мне нужны и кровь, и такая еда тоже. А тебе, видимо, нет.

— Еда А-ман?

— Я не еда.

Хоть он меня и пил, я все равно не еда для него, частично я все равно отношусь к его виду, и, мне думается, кровь человека для него будет вкуснее.

— Еда, — поднимает перед моим носом шоколадку. — А-ман. Людей.

Я ничего не понимаю и просто сдергиваю фантик, и кусаю горький шоколад. Ниррай так следит за моими губами, что я почему-то начинаю волноваться и зачем-то облизываю их, хотя и уверен, что не испачкался. Он тоже облизывается, и я, сократив маленькое расстояние, целую их, но тут же отлетаю прочь. Совсем я с ума схожу.

Я знаю, что он меня не понял, но тут он подскакивает, пискнув, и во все глаза пялится на свой член. Ох… Об этом я, конечно же, не подумал.

— Помочь? — спрашиваю я, смотря за отреагировавшим членом с другого конца кухни. Он не полностью встал, но намек на это очевиден.

Ниррай ни хрена меня не понимает и выглядит каким-то потерянным, поэтому я возвращаюсь к нему и провожу согнутым пальцем по животу. Царевич меня за это убьет, когда вернется.

Реакция следует незамедлительно, и орган моментально крепнет, отчего глаза у Ниррая еще больше становятся. Вот поэтому и нельзя ходить голым! А то кто знает, что мне в голову взбредет!

Я обхватываю его член рукой и провожу по нему, поглаживая. Ниррай ахает и в плечи мои вцепляется, а меня от его голоса совсем ведет. И я снова его целую, продолжая ласку одной рукой, а второй приподнимаю его, чтобы не рухнул никуда. Он стонет, пока я выцеловываю его губы, спускаюсь на шею. Потом, не сдержавшись, подхватываю его и усаживаю на стол, принимаясь ласкать уже здесь, давая ход второй руке. А губы уже добрались до соска, но надолго не задержались и ринулись дальше. Он даже поскуливает от удовольствия. Но это еще не все, дальше будет лучше. Я чуть отодвигаю его назад, и Ниррай откидывается на свои руки, а я, наклонившись, провожу языком по головке, сразу же всасывая ее в рот. Ниррай захлебывается стоном, а меня совсем сорвало, остановиться не могу, оторваться просто не получается. Знаю, это неправильно, но отстраниться сейчас смерти подобно. Он же хочет…

Вбираю его член с неким упоением, сам кайфую от того, что делаю ему хорошо, руками глажу везде, куда дотягиваюсь. А потом он толкается навстречу, вскрикивает и изливается мне в рот, пока я поглаживаю его подрагивающие бедра, и лишь треск стола, от которого он отломил кусок, чуть портит эту картину. Я оставляю поцелуй внизу живота и поднимаюсь, отрываясь, а он протягивает с блаженной улыбкой:

— Помочь…

— Минет, — поправляю его я, улыбнувшись. Самому от происходящего помощь нужна, и надо бы свалить отсюда поскорей, чем я и занимаюсь, убегая обратно в спальню, на кровать, где, оттянув резинку штанов, обхватываю свой член и прикрываю глаза, проводя по нему.