Рапсодия под солнцем

Мне хорошо с ним. В беседке, заваленной ветками, в водопаде. Везде. Главное, с ним.

Его руки крепко держат меня за ягодицы, словно я могу помыслить от него сбежать, но куда же я денусь?.. Я никогда его уже не оставлю. Мой дикий…

Он ласкает и ласкает, доводя меня до предсказуемой кульминации, и я, вскрикнув, изливаясь в его рот. Он кашляет там под водой, я слышу это и понимаю, что не предупредил, что слишком расслабился. Он выныривает и смотрит на меня с легкой обидой, а я замечаю, что он клыки убрал впервые, чтобы меня не покарябать. Притягиваю его к себе, обнимаю и шепчу:

— Прости, что не предупредил. Мне с тобой очень хорошо. Так хорошо, что я расслабляюсь и ни о чем не думаю.

Ниррай трется об меня крепким членом, сообщая, что тоже хочет, но я, в отличие от него, такой фокус тут проделать не могу.

— Можешь взлететь? — прошу я, оставляя поцелуй около его уха.

Ниррай смотрит на меня непонимающе, и я спешу ему объяснить, пока не надумал ничего лишнего:

— Я не могу под водой дышать. Но я тоже хочу тебе помочь. Приподнимись, и я тоже тебя поласкаю.

Но Ниррай поднимается в воздух вместе со мной.

— Замри вот так, — новая просьба с моей стороны, и я разжимаю его руки за своей спиной, чтобы плюхнуться обратно в воду. Подняв взгляд, вижу, что он начал на меня обижаться. И вместо слов целую его ногу, чуть спуская Ниррая вниз, а то не достану. Следую поцелуями по его ноге выше, а когда он оказывается на нужной мне высоте, провожу языком по его члену.

— Не обижайся на меня. Я хочу сделать тебе хорошо, — в доказательство своих слов, медленно вбираю его член в рот. Ниррай шумно вдыхает и запускает руки в мои волосы. Все, больше не дуется. И я приступаю к ласке. Медленные, скользящие движения вперед и назад по его стволу. Его член проникает в мое горло обхватываемый стеночками, и я мурчу, ну или пытаюсь это сделать. А все для того, чтобы ему было хорошо. Он даже не представляет, сколько я всего хочу ему дать, как сильно он дорог мне.

Занежив его, сменяю темп на более быстрый, обхватываю его ягодицы руками и сжимаю их. Вот по этому я скучаю… Мне нравится быть с ним снизу, но я тоже хочу бывать сверху. Только объяснить это у меня не получается, и Ниррай в этом плане не даётся. Уже пробовал. Поэтому все, что остается — наминать ягодицы и лишь когда его член начинает пульсировать, скользнуть пальцами в ложбинку и погладить подушечками туго сжатые мышцы. Он изливается в мой рот, толкнувшись бедрами вперед.

Провожу напоследок языком по члену и выпускаю. Ниррай сразу же спускается ко мне в воду и начинает ластиться, меня обнимая. И я не могу этого не делать. Глажу его спину, прижимаю ближе, целую шею.

— А если мы сходим в дом, я найду капсулы… — намекаю ему на продолжение банкета.

— Помочь? — спрашивает, вскидывая бровь, и я улыбаюсь.

— Помочь. Но позже. Когда капсулу найдем, а я покурю и поем обычную еду.

Утаскиваю Ниррая на берег и, подняв цветок, целую в щеку с благодарностью. Ухажёр мой дикий.

Ниррай, видно, уже поняв, что я, по сравнению с ним, медлительная черепаха, поэтому подхватывает меня на руки и летит, неся меня в дом.

Часть 28. Будем заниматься любовью везде

Мур

Просыпаюсь я так же неожиданно, как и уснул — резко, будто меня из сна выдернули крючком, подцепив как рыбешку. А все оттого, что я почувствовал, как Мил плотнее прижимается ко мне, обнимая. Поняв, что это всего-навсего Мил, облегчённо выдыхаю и сам плотнее сжимаю руки на его талии, что так и обнимали его, пока мы спали.

— Я вернулся. Успел соскучиться? — спрашивает тихо, проводя носом по моему плечу. Не совсем понимаю, о чем он, точнее… Неужели?..

— Ты не помнишь ничего? — уточняю так же тихо и нежно скольжу пальцем по его губе. Чистой губе. Прямой. Никаких больше шрамов, нигде.

— Смутно. Как сон. Я даже не уверен, что все картинки в моей голове правдивы.

— Смотря какие картинки.

Улыбаюсь, потому что рад, несмотря ни на что рад, что все обернулось так, как обернулось. Мил со мной, адекватный, мой Мил, и пусть он теперь пахнет не так обворожительно, это все равно он. Да и с «кошками» дело обернулось без потерь. Если не считать разрушенный дом, привязку Аша пахать ближайшие пять лет на «кошек», запрет мне и Милу теперь работать «по профессии» и то, что мама с Бали навсегда останутся узниками острова… если все это не считать, то, по сути, мы вышли сухими из воды. На столь хороший исход для нас с Милом я и рассчитывать не мог, даже не мечтал. Мы стали первыми и, скорее всего, последними «кошками», что смогли уйти из клана и выжить.

— Ты был рядом. Я даже когда не видел тебя, все равно чувствовал. А еще еда. Везде. Столько запахов и все манят. Как оголодавший забредший на шведский стол. Я помню завтрак, прям как в горах, где мы раньше жили. Яйца с ярко-оранжевым, чуть жидким желтком, хлеб с семечками, сливочное масло и стакан молока… А еще почему-то запах такой… Так пахнет горе, уверен, но даже не берусь объяснять, что именно вплетает в себя этот аромат.

— Это всего лишь «кошки». А горе — наш бывший Глава. Он тоже был тут.

— Интересно, почему его кровь так пахнет?.. Наши все живы?

— Да. А ещё, я нанял «кошек».

Это решение настолько же очевидно, насколько и абсурдно. Единственное, что может заставить «кошек» четко следовать договоренности — правильно оформленный заказ. Никто и никогда из них не решится отступить от него, это как честь или высшее предназначение. «Выполни или умри!» И почему никому, кроме меня, такое ранее никогда в голову не пришло?

— Серьёзно? И они пошли на это? Что ты им предложил?

— Аша. Точнее, его мозги. Он теперь обязан сделать каждой «кошке» Зака. Но он вроде не возражал, хотя не думаю, что у него и Амана был другой выход. Зато мы теперь с тобой совсем свободны. Почти. Старая деятельность для нас закрыта.

Мил поворачивает меня, укладывая на спину, и нависает сверху. Улыбается в ответ, не отрывая взгляда от моих глаз, проводит рукой по бедру, и я сам льну к нему, обнимая.

— Отличная новость, — говорит довольно. — Мы свободны и можем жить так, как нам захочется. А еще теперь я слышу, как кто-то целуется.

Прислушиваюсь, пытаясь понять о ком он, но нет. Аман с Нирраем на кухне, гремят посудой, Аш с Ирсом свалили в Монтре ещё до того, как я сам уснул, а люди, что охраняют Ниррая, себе такого не позволяют. Только если мама и Бали, но… во-первых, это противно, во-вторых, Мил не может их слышать, если они не кричат, так как там в янтаре все.

— Мил, мне кажется, ты что-то путаешь, — говорю неуверенно. Неужто правда родню мою услышал? — Никто сейчас не целуется.

— Не-а. Не слышишь, значит, нужно это срочно исправить.