Рапсодия в тумане
Шрифт:
А брат лежит ржет за стенкой! Это саботаж!
— Ты угомонишься, нет? Я обещал следить за своим графиком, а ты его сбиваешь!
— За что ты мне-то?.. — вздыхаю я.
— Сам сказал, я не в твоем вкусе. Значит, я сплю тут.
Замечательная логика!
Дергаю край одеяла и, прижавшись всем своим голым телом к чудиле, лезу к нему в трусы. Нет, я не домогаюсь, но хочу, чтобы он так подумал. Не хочу я с ним спать! Мне тут и одному тесно!
— Да ты охренел? — негодует Цветной, резко поворачиваюсь.
— Да! Именно! Все, давай трахаться!
Он явно выпал от таких заявлений, смотрит
— Как?..
— Ты лег к голому мужику в кровать. Что ты хотел? — спрашиваю и трусы с него тяну.
— Выспаться! Извращенец, блин! — он оттягивает мои руки от своих труселей и ногой в меня упирается, отпихивая. Да че он не сваливает-то?! Пихаю его в ответ, пытаясь с кровати сбросить.
Разноцветный падать на пол не стремится, даже не подыгрывает, зато пихается в ответ. Толкая друг друга, мы так увлекаемся, что приходим в себя на полу, куда оба и рухнули. И я, голый, восседаю на чудиле, как на коне. А он бедрами в меня толкается. Это еще что за намеки?!
— Баран упертый! — сообщает он мне, а я на него сверху плюхаюсь.
— Кто б говорил! — и меж ребер его пальцем тыкаю.
Он дергается и за плечи меня хватает, перекидывая на пол и заваливаясь сверху.
— Твой брат, ты с ним и спи!
— А тебе что, девственность так дорога? — толкаю его в грудь.
— Тебе-то что до моей девственности?! Не всем же шалавами рождаться!
Значит, я был прав, у нас тут святая шизанутая невинность. Теперь понятно, чего он так к моей кровати прицепился.
— Это что за намеки?! — пихаю его. Да свали ты уже с меня!
— Если для тебя такое норма, это не значит, что все такие! — фыркает и, спрыгнув с меня, возвращается на кровать, где с забавно вздернутым носом, кутается в одеяло. Вовремя свалил, а то в этот самый нос я б ему все-таки зарядил!
— А ты, смотрю, рядом стоял, раз все знаешь, — я тоже встаю и ложусь в кровать, дергая из-под него край одеяла.
— Я не стоял, я сделал выводы из твоих откровений. Некоторые люди так умеют, прикинь?
— Тяжело ж тебе будет, раз выводы так быстро делаешь.
Надеюсь, Аман с ним не сойдется, потому что я этого долго не вынесу.
— Разберусь без сопливых!
— Сказал человек на десять лет моложе меня, — закатываю глаза под закрытыми веками.
— Возраст — не показатель ума. Можно и в старости вести себя как… ты!
— Главное, чтоб не как ты.
Ну и фиг с ним, пусть спит тут. Надеюсь, его слабоумие не заразно.
— И вот что конкретно со мной не так?! — Цветной садится на кровати, и я чувствую, как он сверлит мой затылок, но на разговоры с ним не настроен. Деспот, мешающий мне спать, захватчик моей кровати, он реально решил, что я сейчас буду с ним светские беседы вести? Ну уж нет.
— Все.
— Все ясно. Очередное тявканье без смысловой нагрузки, — и снова ложится. Вот зачем он скачет? Только кровать трясет.
— Говорит человек, который не умеет нормально рассказывать, не пускаясь в ненужную белиберду.
— Я не виноват, что у тебя не хватает мозгов понять всю смысловую нагрузку.
— Ты хоть школу-то закончил, одаренный ты наш?
Нет, я не стану сейчас ему доказывать, что я умнее. Но как же он меня раздражает…
— Нет.
А вот это меня реально удивляет. Молчи, Аш, молчи, ничего у него не спрашивай. Нет!
— Почему?
Да, блин…
— Работать пошел. Думал, потом экзамены отдельно сдам.
— Ты еще можешь. У тебя теперь очень много времени, чтобы добиться того, чего ты хочешь.
Ирсан молчит… Да, знаю я его имя, но принципиально, даже в мыслях, называю его не пойми как.
— Толку теперь, если то, к чему стремился, по факту никому не надо?..
— Главное, чтобы это было нужно тебе. А уж заставлять ли людей с собой считаться, воспринимать серьезно или убедить их в том, что им что-то нужно, зависит только от тебя. Если бросить, даже не начав, ничего и не будет, однако сам ты всегда будешь помнить, что мог, но не сделал.
— А как же твое коронное: «не все надо рассказывать людям?» Какой вообще смысл в журналистике, если важную информацию необходимо скрывать и дозировать?
— Если тебя останавливает мнение одного, то что будет, когда тебя услышат сотни? Свое нужно отстаивать, а порой и сражаться. Главное, для себя решить, чего хочешь и к чему должен прийти. Я лишь высказал свое мнение, но тебе необязательно ему следовать. Да, ты мог послушать и сделать выводы или плюнуть и поступить по-своему. Как-то так.
— Да наплевать мне на мнение других. Всегда так было. Просто… Я всю жизнь знал, чего хочу и как правильно. А теперь… Херня теперь, — и ухо свое одеялом накрывает, прячась от меня.
— А теперь тебе нужно заново понять как правильно. Самому. А пока ты думаешь, я посплю. Не вертись.
Потянувшись, укладываюсь поудобнее и предпринимаю вторую попытку. На этот раз удачнее.
Глава 31. Все вокруг видят во мне какого-то монстра
Аман
Два копошунчика, что сначала пытались поделить кровать, а потом вели почти задушевные разговоры, наконец угомонились и задремали, что я понял по двойному сопению. И мне бы тоже не помешало вздремнуть: неясно, как сложится наш путь дальше и не факт, что вот такой мирный отдых, почти отпуск, еще предвидится. Но сон не идет, а стоит прикрыть веки, как мозг с особой изощренностью рисует картинку: я на крыше городского небоскреба, вокруг сероватые облака и ледяной ветер, что забирается под ветровку. И губы жаркие, до одури желанные. Как я теперь без них?.. Без него?
Да, знаю, я все перечеркнул, все испортил, но так будет правильнее. Мы и не должны были пересекаться никогда . Мы из разных миров. Он, который от макушки до кончиков пальцев вызывает либо обожание, либо раздражение. Весь такой на вид безучастный, но при этом делающий столь многое. А я… я просто ученый, который на все забил, с этой всей кутерьмой вокруг. Наверное, не будь в этом мире ДС, все сложилось бы иначе, и мы бы так никогда и не познакомились.
Я бы хотел заботиться о нем, пускай Ниррай называет это синдромом родителя, но я так чувствую, я просто не могу иначе. И он не может, он от заботы бежит как от огня. Как вообще вышло, что мы стали чуточку ближе? Во всем виноват Фредрикссон, за которым мы рванули, только ему уже спасибо не сказать, благодаря, похоже, кому-то из знакомых или родственников Ирсана.