Рапсодия в тумане

— Хочешь, белку подарю?

— Бегать из города в город, да с белкой, наверняка очень нескучное занятие, но, боюсь, ее по дороге сдует. Жалко будет.

— Мне кажется, вы б сошлись. У тебя есть то, чего она лишилась.

— Не припомню, чтобы у белок были крылья, — с сомнением смотрю в глаза Руслена. Они у него добрые, светло-карие. Он улыбается и встает, возвышаясь надо мной так, что я чувствую себя совсем маленьким, и уходит. А возвращается неся в своей большой ладони крохотный комочек светло-серого цвета. Белочка… Только я в книжках других видел, но это явно какой-то родственник.

Руслен прикладывает руку к столу, а белка, спрыгнув, ведет носом и отправляется изучать тарелки с едой. Наблюдаю за ней так усердно, что пропускаю, как Руслен на стул садится. Зверюшка уже добралась до огурца, но тут ее лапку приподнимают, отвлекая, а мне показывая, что у нее тоже есть крылья. Ну не такие, как у меня, конечно, но это точно они. Меховая тонкая кожица.

— У кого только не встретишь крыльев, — улыбается и отпускает.

— А почему она больше не летает?

— Лапу повредила. Косточка срослась неправильно. Мне кажется, она может летать, просто боится. Но из-за этого со своими жить не может, вот и прибилась ко мне. Они вообще часто рядом с людьми селятся, уж больно им скворечники нравятся.

Я аккуратно дотрагиваюсь до шерстки, а она такая мягкая, такая шелковистая, одно удовольствие трогать эту кроху.

— Надо ей показать! Летать классно! Пойдем, — я вскакиваю со стула и с осторожностью беру белочку в руку, прижимая ее к себе. — Не бойся, я тебя не уроню.

Руслен тоже встает, выходя следом за нами на улицу. Я взлетаю прямо с крыльца, но высоко не поднимаюсь и медленно начинаю перемещаться между деревьями.

— Вот видишь, белочка, летать не страшно. Я очень люблю, и ты тоже любишь.

Я торможу около одного из деревьев, усаживая ее на ветку и поглаживая спинку.

— Давай, попробуй. Я поймаю тебя, если что.

Мельком замечаю, что Реслен смотрит на нас, задрав голову. И чуть не промаргиваю, как белка сигает с ветки, расправив лапки-крылья. Лечу за ней, но все в порядке, она добралась до нижней ветки. А стоит мне оказаться рядом с ней, тут же убегает, ловко карабкаясь по стволу. Мне даже слегка грустно становится. И я стремительно несусь к Руслену, обнимая его за шею.

— Я рад, но мне грустно, — сообщаю ему, болтаясь на его груди. Офигительно большой.

Руслен неуверенно и очень аккуратно приобнимает меня в ответ. Я не хрустальный и не развалюсь на кусочки, если даже он решит обнять меня крепко, но все равно приятно.

— Мне точно нельзя животных, я буду из-за каждого уходящего переживать, а они живут мало.

И тут мне на голову опускается что-то маленькое. Я уже по запаху определил кто это, но все равно задираю глаза и смотрю на белку.

— Ты вернулась…

Руслен, улыбаясь, подводит руку к моим волосам и снимает белку.

— Кажется, ты сегодня не мне одному понравился.

Смотрю в его глаза. И как понять? Понравился как зверушка или как человек? Ну, то есть, не как зверушка, конечно, а как что-то необычное.

— Как парень понравился?

— А ты хотел как девушка?

— Нет, как девушка точно не хотел.

Руслен наклоняется ко мне, и я уже с предвкушением ожидаю поцелуй, но он ведет голову в сторону, что меня прям расстраивает, и шепчет на ухо:

— Очаровательно притягательный.

Эй! Вообще-то, я уже на поцелуй настроился!

Я выжидаю долгие-предолгие секунды, пока он не принимает прежнее положение, и сам прижимаюсь к его губам своими. Слышу, как белка, цепляясь лапками за одежду, перебирается по руке Руслена вверх. А меня обнимают нормально, и уже две ладони греют меня через одежду. Приподнимают повыше и отвечают на поцелуй, ну или целуют. Да и какая разница как это называется, раз так приятно?..

Непередаваемо… Мне так хорошо и спокойно в крепких, но аккуратных объятьях. Заботы и проблемы отходят куда-то на задний план. Я словно отправился в долгожданный отпуск, после долгих лет непрерывной работы и наконец-то расслабился.

Раньше мне так не было. Не то чтобы у меня большой опыт, но все же. Первые отношения с другом, с которым у нас были одинаковые увлечения. С Луком мы вместе бежали и не останавливались. А с Муром и отношений-то не было, но и с ним было иначе, как-то ново, необычно, и в какой-то степени даже экзотично.

На меня перебегает белочка, и я не могу не улыбнуться, чем прерываю поцелуй. Руслен аккуратно ставит меня на землю, словно боится навредить. Это мило.

Руслен тушуется как-то, словно поцелуй совсем-совсем не ожидался, а может, так оно и есть на самом деле.

— Ты же не скажешь сейчас, что это было ошибкой? — спрашиваю я, потираясь головой о мягкую шерстку сидящей у меня на плече белочки.

— Это было самым чудесным событием за последнее время, — улыбается он. — Ты наелся?

— Намек, что мне пора?

А мне и правда пора, а то брат заволнуется и искать начнет. Только так не хочется уходить…

— Нет, просто хочется быть гостеприимным, но я тут что-то совсем одичал. Не вышло, да?

— Мне все нравится. Но мне, и правда, пора, пока меня не потеряли. Можно, я еще приду? Когда-нибудь…

— Я был бы счастлив, — говорит и, нагнувшись, чмокает меня в щеку, отчего я улыбаюсь так, что даже лицо обалдевает от таких кривляний.

— Ты со мной? — спрашиваю, повернувшись к белочке, и протягиваю ей руку, ладонью вверх. Она перебирается, и я легонько прижимаю ее к груди. — Пока, Руслен.

Я взмахиваю крыльями, отрываясь от крыльца, и, разрешив себе лишь секундочку посмотреть на него, шустро улетаю. Пора домой, а сюда я обязательно вернусь.

Дома я знакомлю Амана со своей новой подружкой и рассказываю ему, где был. Устроив белочку на ночлег на одной из полок в своей комнате, я принимаю душ, забираюсь в кровать, где ложусь на живот и растягиваюсь звездочкой. Я уже почти засыпаю, когда ко мне в комнату припирается чудила и говорит:

— Я передумал насчет ванной.

И внаглую сдвигает мою ногу, залезая ко мне.

— Ты офонарел? — неверяще спрашиваю я у Цветного, что примостился на краю (моей!) кровати, с половиной отжатого же (у меня!) одеяла. — Иди к Аману!

— Вот сам и иди, в чем проблема?

— Я хочу спать один, — пихаю его ногой. Зараза!

Чудила выдергивает у меня одеяло целиком, кутаясь в него. Да что за наглость-то такая?

— Вот и спи тогда один во дворе. Я при чем?

— Аман! — кричу я, хотя он и так все слышит. — Ты его сюда притащил, почему я должен страдать?!