Раскол во времени

По тому, что я вижу, полы похожи на подвал в таунхаусе — покрашенные деревянные с множеством ковров. Я проверяю шаги на дереве. Если я буду неосторожна, это вызовет скрип, но я не планирую быть не осторожной.

Я тихонько отворяю дверь, оставляя ее приоткрытой, на случай неожиданной необходимости быстро убежать. Затем достаю коробку спичек, которые подхватила из кухни. В коридоре царит темнота, и мне необходим этот свет, чтобы ориентироваться. Я держу спичку, чтобы осветить коридор с несколькими закрытыми дверями. Это не идеально, но если хозяин спит, я предпочла бы, чтобы его дверь была закрыта.

Продвигаясь вдоль коридора, останавливаюсь у каждой двери, чтобы послушать, что происходит внутри, а затем приоткрываю ее. За первой дверью находится крошечная кухня, за второй — гостиная. Дверь третьей комнаты украшена табличкой «АРЕНДОДАТЕЛЬСКИЙ СКЛАД.». Несмотря на это, я все равно ее открываю, чтобы убедиться, что это действительно склад. Следующая комната также представляет собой склад. Видимо, это действительно маленькая квартира, половина которой используется хозяевами.

Остается еще одна комната, которая расположена спереди дома. По-видимому, здесь нет даже туалета. Вот вам и жизнь в викторианском подвале. Я уделяю особое внимание последней двери, которая, должно быть, ведет в спальню. Когда, наконец, приоткрываю ее, чтобы заглянуть внутрь, я тихо произношу «Спасибо» вселенной. Комната пуста. Финдли не дома.

Я возвращаюсь к входной двери, которая ведёт на улицу. Очевидно ранее здесь была лестница, но сейчас доступ к ней был закрыт. Я закрываю наружную дверь и прислушиваюсь.

Теперь, когда я точно уверена, то кроме меня здесь никого нет, то решаюсь зажечь свечу, которую принесла с собой. Я даже унесла с собой маленький подсвечник, такой, который можно было встретить в старом готическом доме, когда робкая девушка крадется сквозь темные коридоры под дрожащим светом свечи.

Моя первая остановка — кухня. Там находится окно, так что мне нужно ускориться, на случай возвращения Финдли, чтобы он не увидел свет в окне. Это будет легко, потому что в кухне практически ничего нет. Буквально ничего. Финдли, кажется, не ходит выпивать с друзьями, но и готовить дома тоже не намерен. Тут только основные продукты и ничего более.

Я закрываю дверь кухни, чтобы через окно нельзя было увидеть свет. Приходится задуматься о кладовках. Если бы я хотела что-то спрятать, было бы это хорошей или плохой идеей? Все зависит от того, как часто хозяева что-то из них достают. Если Финдли самозванец, он не знает об этом, так что я предполагаю, что он не рисковал бы.

Что же я хочу найти? Этот вопрос не отпускал меня с того момента, как впервые пришла мысль об обыске квартиры Саймона над конюшней. Что я могу обнаружить в подтверждение, что жилец — настоящий путешественник во времени из двадцать первого века? Это, кажется, так просто. Просто обращаешь внимание на себя. Как кто-то, просматривающий вещи Катрионы, мог бы понять, что она из будущего? В двух словах: он бы не понял. Я не привезла с собой ничего. И он тоже. И ни один из нас не почувствует себя достаточно уверенно в этом мире, чтобы завести дневник.

Если судить по моей комнате, никто бы не мог догадаться, что я из будущего. Так что давайте поставим вопрос наоборот. Как кто-то узнал бы, что я не Катриона? Снова короткий ответ: он бы не узнал, потому что мне нужно быть Катрионой. Я еще не дошла до стадии сохранения ее вещей или приобретения таких, которые больше соответствуют моему вкусу. В моей комнате есть только один признак того, что я не Катриона: французская книга о ядах. Даже это едва ли является доказательством. Черт, может, Катриона читала бы это, если бы хотела кого-то убить.

Подождите. Нет. Есть еще что-то, что выдало бы меня, и я понимаю это только сейчас. Мои заметки по делу. Я прячу их под той доской пола. Да, Алиса знает, где это, но если бы она нашла записи, она не придала бы им значения — в конце концов, я помогала Грею и МакКриди с расследованием. Но если бы убийца вошел в мою комнату, желая доказать себе, что я не Катриона, эти заметки очень ему бы помогли.

Здесь я ищу похожий явный признак. Но то, что я нахожу, совсем другое.

Как полицейский, мне приходилось достаточно часто осуществлять обыски, чтобы уметь проанализировать комнату и определить, куда сначала стоит обратить внимание. В гостиной это, конечно же, диван — старый, изодранный предмет, вполне сравнимый с находкой на старом блошином рынке.

Я тщательно осматриваю его заднюю часть, ищу какие-либо дыры или повреждения. Проверяю каждую подушку. Затем переворачиваю его, чтобы обнаружить разрыв, который был увеличен в размерах. Моя рука медленно проникает внутрь, пальцы осторожно щупают. И, наконец, я достаю небольшой блокнот.

Я открываю первые страницы и вижу почерк, очень похожий на тот, что был на обратной стороне записки Эванса — информация о Катрионе. Я вынимаю записку из кармана, чтобы проверить. Да, тот же почерк.

Это записи Финдли. Молодой и рьяный констебль, стремящийся совершенствовать своё мастерство, тщательно описывает каждый аспект дела, особенно когда МакКриди находит связь или находит улику. Личное руководство по тому, как стать детективом, и глядя на это, я вижу свое отражение в этих страницах. Я была таким констеблем. После помощи в деле, я бы писала эти записи на компьютере и исследовала все, что я не понимала. Учась сама быть детективом.

Я перелистываю страницы. Треть страниц уже написана другим почерком. О, это не заметное изменение. Его можно было бы не заметить, если бы автор, допустим, спешил или писал на неудобной поверхности. Но я не вижу этого. Я вижу, что кто-то пытается подражать оригинальному почерку, пока почерк не начинает совпадать.

На этих страницах писатель больше не описывает свою работу; он описывает свою жизнь. Мой дедушка — с боковой линии моего отца — болел болезнью Альцгеймера и вёл дневник точно так же. Напоминания самому себе, которые становились всё более горестными, по мере того как болезнь вгрызалась в него. Сначала это были обычные записи, как я бы могла делать в своём планнере. Визит к стоматологу — спросить о верхнем моляре слева. Вынос мусора теперь первые и третьи недели месяца. Новое место парковки — 18А. Но затем это стало больше. Имена людей, которых знал мой дедушка. Напоминания выполнять ежедневные задачи, как принятие душа. И, наконец, напоминания о себе, о том, кем он был.

Вот, что я вижу здесь. Это более поздние записи. Множество заметок о том, кем был Финдли, все о нем, его работе и о тех, с кем он мог сталкиваться ежедневно. Есть пустые места, куда мошенник может вернуться и заполнить пробелы. Есть целая страница о МакКриди, начиная с его имени и внешности, и нескольких личных деталей, часть из которых я знаю, большинство нет — живет один, никогда не женился, был помолвлен, трудоголик, амбициозен, враждебен богатому семейству. Позже добавлено ещё больше, от домашнего адреса МакКриди до того, как он пьет чай и его отношений с другими.

Я смотрю на страницу, и мое дыхание перехватывается настолько, что мне нужно немного времени, чтобы успокоить свое бешено бьющееся сердце. Это то, что я искала. Больше, чем я смела надеяться. Это похоже на то, что самозванец действительно вел дневник своих приключений во времени.

Первая часть книги — это записи констебля Колина Финдли о том, как стать детективом. Вторая часть — это записи самозванца о том, как стать констеблем Колином Финдли.

Глава 39

С этим дневником я уверена не только в том, что убийца из двадцать первого века в теле Финдли, но и в том, что я была права относительно его мотивов пыток над Эвансом. В ранних записях я вижу ту самую детализацию и случайные факты, которые Эванс мог бы знать, если бы был дружен с Финдли. Это именно тот род информации, который он не мог бы получить за кружкой в местном пабе.

Что я знаю о вашем начальнике? Что за вопрос, приятель?

Этот поток информации требовал большего. Он заставил беднягу, охваченного страхом и болью, напрячь свой разум, чтобы найти что-то ещё.